Зинаида Лобачёва
Продолжение. Начало в № 40-41
Счастливый медовый месяц не прошёл даром. Вскоре Тамара поняла, что беременная. Оба радовались. Теперь у них настоящая семья. Будущий отец, весь ушёл в работу. Будущей маме пришлось уволиться с работы из-за сильного токсикоза. Денег не стало хватать и Володя начал подрабатывать вечерами. Таксовал по городу на собственной машине. Выматывался так, что еле хватало сил добраться до дома. Ел и падал на тахту, мгновенно засыпая. Пять – шесть часов отдыха и снова на работу. Почернел, исхудал, осунулся лицом. За каждодневной суетой не было времени съездить к деду. Изредка звонил по сотовому. Дед отвечал отрывисто, неохотно. Володя понимал, что он обижается, ждёт большего внимания к себе. «Но не разорваться же мне», – оправдывал себя внук. Позвонив в очередной раз, поинтересовался о его здоровье.
– Жив ещё, но через пару дней сдохну, – сурово погрозился дед.
– Заболел что ли?
– Замёрзну. Морозы жмут, а дров-то нет. Ты носа не кажешь.
Володя, бросил всё, помчался в деревню. Дед по дому ходил в валенках и в шубной душегрейке. В углу, возле печки, лежали изрубленные старые доски.
– Вот, – показал рукой дед, – дожигаю всякий хлам.
– Прости. Совсем замотался. В выходные Толяна с Федькой попрошу, съездим в лес, сухостоя привезём. А сейчас собирайся, поедем, недельку поживёшь у нас.
Деду не очень хотелось оставлять дом без присмотра, но деваться некуда. Пошёл к соседу, попросил присматривать за домом. Сказал, что едет на недельку в гости к внуку. У Володи ему понравилось: тепло, чисто, уютно. Только заглянув в холодильник, выразил недовольство:
– Вы чё едите? Йогурт да Роллтон! Зато и посинели оба, непонятно, кто из вас беременный.
– Не могу я варить. Тошнит меня, рвёт, голова кружится. Измучилась, – жаловалась Тамара.
– На таких харчах не только голова закружится, ноги протянешь. Вези, Володька, продукты, варить буду.
Поужинав, внук уехал таксовать. Дед не ложился спать, ожидая его. Вернулся Володя домой далеко за полночь.
– И часто ты так возвращаешься?
– Каждый день, – устало ответил парень.
– А утром к восьми на работу, – бурчал дед. – Зарплата у тебя неплохая. Что богатым хочешь стать?
– Богатым… Я концы с концами кое-как свожу. Зарплата уходит на кредиты да на жильё. Калым – на пропитание. Тамара располнела, одежду надо другую брать. А мне не на что её взять. Один выход – ещё кредит.
– А я-то думал, – сочувственно покачал головой старик, – иди. Отдыхай.
Володя, ушёл в комнату спать. Дед остался на кухне. Кисло глянул на раскладушку, втиснутую в небольшое пространство между столом и кухонным гарнитуром. Успокаивая себя, что это его временное пристанище и через недельку он будет дома, лёг спать. Но на новом месте не спалось. Думал о том, что зря он радовался за внука, за его тёплое, уютное гнёздышко. Всё это в долг, в кредит. А Володька рвёт жилы на износ. То ли ещё будет, когда появиться ребёнок? Этому крохе нужно будет больше, чем взрослому. Я, дурья башка, считал, что если его зарплата больше моей пенсии в четыре раза, значит хорошо живёт. Вот почему ушлая молодёжь ищет богатых родственников. Если их нет – кредитное болото. Но ведь оно может засосать не на один год. А жизнь – штука сложная.
– Ох-хо-хо, – стонал дед, поворачивая затёкшее тело в неудобной раскладушке.
Дождавшись субботы, он напомнил внуку про дрова. Володя принялся звонить друзьям. До Толика дозвониться не смог: абонент не доступен. Решил, что он опять куда-то укатил. Позвонил Фёдору. Тот его огорошил печальной новостью: «Толька с женой погибли в автокатастрофе». Володя стоял посреди кухни и очумелыми глазами смотрел на телефон.
– Что там? – спросил дед.
– Толька разбился на машине.
– Мать твою! – выругался дед, – набрали этих машин. Короли на дорогах! Гарцуете, друг перед другом. Жизни ни своей, ни чужой не жалеете.
– Он всё спешил жить, видно чувствовал скорый её конец, – Володя тяжело опустился на стул, поник головой.
– Чё нюни распустил? Жизнь, она вперемежку. Всегда мешает хорошее с плохим. Привыкай. Иди. Помогай другу в последний раз.
Володя пошёл, попросив деда не тревожить Тамару и ничего ей не рассказывать о трагедии. Дед тяжело вздохнул, провожая внука взглядом. Потом сел на стул, с сожалением посмотрел в угол, где стояла сложенная раскладушка, недовольно сморщился.
– Что тут поделаешь? Эх, молодёжь, молодёжь! Горячие вы сердца, да глупые головы.
Продолжение следует…