Сотри случайные черты

Про таких людей в народе говорят: «Он сделал себя сам». От младшего сотрудника молодежки «Комсомолец Забайкалья» до собственного корреспондента «Парламентской газеты» – путь длиною в четыре десятка не самых спокойных лет. Между этими двумя вехами в его жизни вмещается работа на телевидении, в многотиражке, в областной партийной газете, в журнале «Ресурсы Забайкалья», руководство пресс-центром областного совета народных депутатов. Сегодня, накануне нашего профессионального праздника, ветеран забайкальской журналистики Владимир Кибирев – гость нашей редакции.

Тайны «Забраба» и Сенной пади
- Давно хотела спросить у Вас: как оказались в коридорах власти? Перед нашей встречей поинтересовалась у бывших ваших коллег по «Забрабу» о том, что этому предшествовало. Все сошлись во мнении: ничего сверхординарного. Более того, в редакции возглавляли перспективный, с точки зрения карьеры, отдел строительства. Одновременно были председателем профкома, заместителем секретаря партбюро, секретарем первичной организации Союза журналистов СССР, председателем фонда журналистских инициатив «Контакт». Неужели не жалко было все это оставить ради кабинета в администрации области?
- Жалко – не то слово. До сих пор мне часто сняться те необыкновенные годы работы в «Забрабе». Как все нормальные журналюги, очень хотел работать в этой авторитетной газете не только в Забайкалье, но и в стране. Да-да, в стране! Именно «Забраб» был кузницей кадров дня центропрессы, где наши ребята с первых дней начинали «пахать» так, что со временем делали блестящие карьеры. Взять, к примеру, Валентина Андреевича Логунова – наш коренной забайкалец из Шерловой горы. В конце 70-х он, возглавлявший тогда в областной партийной газете отдел промышленности, строительства и транспорта, неоднократно говорил мне: «Может, хватит бегать в комсомольских штанишках, не пора ли заняться более серьезными делами в моем отделе». Но, видимо, не судьба: меня то из партии исключат (замечу – справедливо), то премию комсомола Забайкалья вручат, то на работу в ЦК ВЛКСМ пригласят, то вторично из партии исключат (замечу – на этот раз несправедливо). Вот так и жили – не тужили. Нашу судьбу в те времена достаточно жестко направлял сектор печати обкома КПСС, тасуя кадры, как карты в колоде. Провинился – накажут, отличился – повысят. Так и болтался, пока в 1985 году меня не заметил первый заместитель редактора «Забраба» Александр Алексеевич Воинов. Журналист, что называется, от Бога: даже день его рождения, 5 мая, совпал с Днем печати. Курировал он преимущественно сельскохозяйственную тему. В начале своей работы в газете он несколько своих очередных отпусков провел на чабанских стоянках в ранге помощника, не чураясь самой грязной работы. Согласитесь: таких журналистов сейчас просто нет. Александр Алексеевич был настолько тонким стилистом, что стоило ему правильно расставить точки с запятыми в принесенной заметке, как эта статья меняла смысл, начинала играть всеми цветами и возможностями великого русского языка. Но особенно поразило меня то, что к нам, молодым, он обращался по имени-отчеству и исключительно на «вы». На фоне хамско-разнузданных сотрудников отраслевых отделов редакции, где любимыми их выражениями было «Отстань, не до тебя» или «Зайди через месяц, а лучше вообще забери свою писанину», такое отношение не могло не нравиться. Еще до моего прихода в «Забраб» с почестями проводили на пенсию редактора Анатолия Митрофановича Пузанова, руководившего газетой более двух десятков лет. По логике событий его приемником должен был стать А.А. Воинов, но обком партии решил по-другому: газету доверили ответственному секретарю В.П. Смирнову.
- Известно, что в те годы областная партийная газета была не только самой тиражной, но и самой влиятельной. До наших дней доходят легенды о том, как после критических публикаций с треском снимали руководителей, останавливали стройки, закрывали производства. Так ли это было, и каково ваше участие в этих нашумевших акциях?
- Начну из-за угла, то есть из подворотни, как любил повторять мой друг, гениальный поэт Михаил Вишняков. Так вот, несколько лет назад в коридоре второй областной больницы, больше известной в народе под название спецусыпальница, мы пересеклись с не менее гениальным поэтом Георгием Граубиным. На мое приветствие Георгий Рудольфович серьезно так, без присущего ему юмора, спросил: «Поди, бить будешь?». Чтобы стало понятно, почему он так спросил, поясняю для несведущих.
Накануне в одном из журналов признанный литературный мэтр, которого мы называли между собой дедом, опубликовал часть воспоминаний о своей бурной жизни. В одном из разделов дед, что называется, спутал кислое со сладким. В разделе над интригующим заголовком «Тайна Сенной пади» Георгий Рудольфович предался буйной фантазии, где вымысел доминировал над реалиями жизни. Ну и, конечно, о себе любимом только хорошее, об остальных бойцах экологического фронта – или ничего, или не очень, чтобы очень. В частности, редактора газеты назвал человеком трусоватым, который действовал, якобы, только по указке обкома партии.
Не знаю, и не берусь угадывать, почему наш знаменитый земляк перевернул все с ног на голову. Видимо, как любит говорить по поводу и без оного моя супруга, «издержки переходного периода». А было так. В один прекрасный день на мой стол, а тогда читатели были очень активными, наряду с десятком других писем легло коллективное обращение жителей микрорайона «Северный». Они возмущались тем обстоятельством, что буквально рядом с жилыми домами в верховьях Сенной пади возводится биофабрика, где будут производиться лекарства. Производными материалами для этого будут служить специально зараженные разными вирусами животные. В связи с этим жители очень сильно волновались и очень сильно возмущались. Надо было реагировать? Но как? И мы с редактором газеты Вячеславом Потаповичем Смирновым решили: поручить «поднять» эту тему какому-либо известному ученому, общественному деятелю или писателю, которого народ любит, которому доверяет более, чем кому-либо из нас. Остановились на кандидатуре Георгия Рудольфовича. В то время, если мне не изменяет память, он баллотировался в депутаты Верховного совета РСФСР, и его имя было на слуху у большинства читинцев. Поэтому, логично рассуждая, дополнительный, а главное, пиаровский ход был ему нелишним. Так и произошло. Поэт и публицист Георгий Граубин благосклонно принял наше предложение. Ему выделили редакторскую машину, на которой он объехал всех и вся. Причем, о встречах с руководителями всех заинтересованных сторон, как и с учеными, договаривался редактор. На мою долю выпало сопровождать его в поездках, в том числе и на строящуюся биофабрику (Георгий Рудольфович элементарно не знал, где она находится и с какой стороны в нее заезжать. авт.). Через две недели статья была подготовлена к печати и вышла в свет под нашим интригующим заголовком «Тайна Сенной пади». Прочитав ее, народ «закипел» от негодования и завалил редакцию массой писем. Такого гневного всплеска эмоций «Забраб» не испытывал уже давно. Часть откликов стала ежедневно публиковаться в газете. Редактор не скрывал: и обком партии, и облисполком в лице их руководителей были явно не в восторге. Но! Это были первые годы перестройки, главным лозунгом которой была гласность. Шефы из высоких кабинетов на нас хотя и шипели, но терпели. Поэтому, по предложению читателей, мы объявили митинг протеста против строящейся биофабрики – объекта явно угрожающего здоровью не только читинцев, но и всех забайкальцев. Резолюция нескольких сотен людей, собравшихся на площади Ленина, была едина: немедленно остановить стройку! И стройку закрыли!

Очередь «за Хрущевым»
- Однако мне не совсем понятно одно обстоятельство: Георгий Рудольфович в своих воспоминаниях пишет, что редактор газеты был человеком по натуре робким. Вы утверждаете, что это совсем не так. Кто же из вас прав?
- Не знаю, почему он так написал, но его утверждение явно не соответствует действительности. Да, Вячеслав Потапович Смирнов как редактор был очень осторожным, но точно – не трусливым. Талантливый журналист, прекрасный организатор, он, что называется, очень тонко и точно держал нос по ветру. Для «Забраба» он сделал столько, сколько не сделали, не в обиду сказано, ни его предшественники, ни его последователи. В те годы тираж газеты доходил до 170 тысяч экземпляров! И это не благодаря обкому партии или облисполкому, а вопреки им. Приведу пример. Как-то в те годы мы оказались с ним в составе областной делегации на очередном съезде Союза журналистов СССР. В один из вечеров побывал в гостях у моего друга Саши Куприянова, работающего ответственным секретарем «Комсомольской правды». На рабочем столе у него увидел двухтомник воспоминаний Никиты Сергеевича Хрущева, изданного в Америке, откуда мой друг вернулся буквально накануне нашей встречи. Выпросил почитать. Когда показал двухтомник Смирнову, тот сразу загорелся: «Давай перепечатаем». Особенно нас заинтересовал раздел о «королеве полей» - кукурузе. Как известно, первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, во время визита в нашу область в далеком 1956 году, высоко оценил труд забайкальских кукурузоводов. После его визита на них обрушился настоящий «звездопад» из орденов и медалей, а шилкинец Алексей Лисичников был удостоен даже звания Героя Социалистического труда. Под честное слово, что двухтомник будет возвращен его хозяину, мы, по приезде в Читу, подготовили несколько «вкусных» кусков для печати. На этой стадии неожиданно вмешалось управление по охране государственных тайн в печати: «Без разрешения правоприемника публиковать нельзя». В данном случае таковым являлся Сергей Никитович – сын Никиты Сергеевича Хрущева. С большим трудом разыскал рабочий телефон одного из многочисленных московских НИИ, где он трудился. Позвонил, высказал свою просьбу и в ответ услышал нечто обескураживающее: «Если вы перепечатаете хотя бы одну страницу из этого двухтомника, подготовленного мерзавцем Гегинишвили (за точность фамилии не ручаюсь. – авт.), то я подам на вас в суд». Выяснилось: этот самый Гегинишвили неведомо где и как выкрал рукописи воспоминаний Н.С. Хрущева и без каких-либо и с кем-либо согласований, опубликовал в Америке самые сенсационные куски. Книга в США, изданная большим тиражом, разлетелась, как горячие пирожки в блокадном Ленинграде.
- Но что же нам делать? – спросил я в растерянности и в полной прострации от такого поворота событий.
- Прилетайте в Москву, я вам дам расшифровку всех воспоминаний отца, а вы уж сами решайте, печатать или нет, – ответил Сергей Никитович. Редактор Смирнов долго не колебался: «Бросай все и лети». На другой день вечером я был уже дома у Сергея Никитовича. Поразила скромность обстановки и размеры квартиры – обычная двушка на Олимпийском проспекте столицы. Хозяин квартиры, очень похожий на своего знаменитого родителя, был снисходительно вежлив со мной, с провинциалом: «Вряд ли у вас что получится, так как три месяца назад небольшую часть воспоминаний, которую взял журнал «Новый мир», было приказано снять с номера, а набор – рассыпать», - как бы между прочим сообщил он. При этом вытащил в прихожую две кипы рукописей, перевязанных крепким шпагатом. Каждая пачка весила не менее 10 килограммов! Загрузил в такси, приехал в гостиницу, позвонил редактору. Тот ответил, как отрезал: «Сиди, читай, выбирай. Если денег не хватит – вышлем!».
С короткими перерывами на сон и сухомятный перекус я читал, читал и читал этот гроссбух (в переводе с немецкого – большая книга – авт.) целую неделю. Выбрал самые-самые привлекательные части, остальное вернул хозяину. Сергей Никитович во вторую встречу был более доброжелателен. Пригласил на рюмку чая. С его ведома я включил диктофон. Запомнился один эпизод беседы. Когда спросил, не связан ли развод с первой женой с отставкой отца, он корректно ответил: «Позвольте мне не отвечать на этот вопрос». Зато охотно рассказал, как его, двадцатишестилетнего кандидата наук сразу же уволили без объяснения причин из конструкторского бюро космической техники, возглавляемого знаменитым академиком Чаломеем. С тех пор он трудится в заштатном НИИ, не имеющего ничего общего с работой по космосу.
В родной редакции пришлось попотеть над воспоминаниями еще с недельку. Первичный текст представлял собой расшифровку магнитофонных записей Н.С. Хрущева. Не знаю, согласовывал ли редактор этот материал в обкоме партии, но факт остается фактом – вскоре в газете стали регулярно появляться большие куски очень чтивого материала. А это, если хотите, в те годы всесильного диктата ЦК КПСС, наложившей запрет даже на упоминание об опальном лидере страны, поступок редактора был более чем смелым. И это вам не какой-то материал о Сенной пади, это дело гораздо серьезнее.
Но ничего, обошлось. Зато как приятно было наблюдать, особенно по субботам, как к газетным киоскам по утрам выстраивались очереди «За Хрущевым». На редколлегии газеты было принято решение объявить мне благодарность с вручением денежной премии «за инициативу и творческий подход».

Такой вот коммунизм…
- Насколько мне известно, именно в те годы редакция изобрела дополнительный финансовый источник, который тек мимо партийной кассы напрямую в карманы журналистов. Организацию этого дела связывают с вашим именем, а кое-кто считает вас одним из первых предпринимателей Забайкалья. Так ли это? Где здесь правда, а где – вымысел?
- У великого поэта Маяковского есть такие известные стихи: «Мне и рубля не накопили строчки / Краснодеревщики не слали мебель на дом / И кроме свежевымытой сорочки, / Скажу по совести, мне ничего не надо». Это – в творчестве. В жизни у него все было несколько иначе: любил хорошо одеваться, отлично питаться, очень уважал дорогие украшения из золота и бриллиантов. О его шикарных пирушках, на которых не было разве что птичьего молока, гудела вся Москва.
Двойная мораль была и будет всегда у «власть имущих». Партия, в лице обкома КПСС, держала журналистов в «черном теле». Один раз в году, как правило, к Дню печати, коллективу «Забраба» выделяли две квартиры и два талона на приобретение автомобилей. При мне были случаи, когда талоны были не востребованы: «счастливчикам» элементарно не хватало денег, так как наши оклады и гонорары были строго регламентированы и не превышали 220-230 рублей в месяц (первый секретарь обкома партии получил около тысячи рублей в месяц – авт.). Ежегодно в партийную кассу бухгалтерия «Забраба» перечисляла от миллиона и больше! Да-да! В то время, а это был 1985-1989 годы, редакция была сверхприбыльным предприятием, если можно так сказать. Поэтому, слухи о том, что коллеги из приморской краевой газеты «Красное знамя» нашли дополнительный источник дохода и стали жить явно не на одну зарплату, нас взволновали чрезвычайно. Надо было лететь во Владивосток: не за деньгами – за опытом. Выбор редколлегии выпал на меня и на ответсекретаря Бориса Плоткина. Коллеги-приморцы встретили нас прохладно: «Шеф на бюро, ждите. Без его ведома – никакой информации».
Редакция опустела, когда появился он, Виктор Петрович, которого за глаза все называли Боцман (долго плавал парторгом на китобойной флотилии «Слава», откуда и получил свое прозвище» - авт.). Вместо слов приветствия спросил: «Привезли?». Мы раскрыли дипломат и показали пять бутылок белоголовок. Все было сделано так, как договаривались по телефону. Вечер встречи затянулся за полночь. Утром следующего дня мы в полной мере ощутили все прелести жизни при… коммунизме. Из общаги моряков нас переселили в шикарную гостиницу, кормили и поили в шикарных ресторанах, возили на шикарном автомобиле. Наши робкие попытки принять участие в расчетах пресекались хозяевами вежливо, но решительно. Все затраты взял на себя фонд журналистских инициатив, созданный и успешно действующий при редакции краевой партийной газеты. Оказывается, финансовый ларчик открывался весьма просто: тамошние коллеги первыми в стране нашли в уставе журналистов СССР вполне законную лазейку для дополнительного заработка. Не берусь утверждать, что мы были вторыми на этом поприще, но «ноу-хау» дальневосточников нам так понравилось, что по приезде в Читу мы срочно организовали нечто подобное. На наш счет закапали денежки от рекламы, от заказных материалов, от реализации договоров по «пропагандистскому обеспечиванию» того или иного предприятия. Большим тиражом переиздали книгу Марио Пьюзо «Крестный отец», которую читинцы смели с прилавков магазинов буквально за несколько дней. Списанные, но нами отремонтированные линотипы пользовались у коллег из соседней Монголии очень-очень большим спросом. За них они рассчитывались… шкурами тарбаганов и лисиц, которые шли на пошив шапок. В общем, через год мы стали неплохо жить. Достаточно сказать, что отпускникам из кассы фонда журналистских инициатив «Контакт» выплачивалась такая же сумма, какую ему начисляли в бухгалтерии «Забраба». Можно было бы жить – не тужить, но судьба-злодейка сыграла со мной очень своеобразную шутку, после чего и оказался, как вы говорите, в коридорах власти.

Пути-дороги
в «коридорах власти»
- А вот с этого момента, если можно, поподробнее. Вначале беседы я спрашивала об этом, но вы ушли в сторону от ответа. Или не хотите рассказывать, или давали подписку о неразглашении?
- Да что вы, какие секреты! Все ясно, гласно, но не совсем прекрасно. Началось все это, как ни странно, на открытом партийном собрании редакции, на котором впервые за два года «царствования» в области соизволил поприсутствовать его превосходительство товарищ первый секретарь обкома партии Николай Иванович Мальков. Народу в конференц-зале на седьмом этаже набилось столько, что дышать было трудно. Выступая на собрании, он в целом похвалил газету, но зацепился за небольшую корреспонденцию зав. отделом промышленности Георгия Василюка (мы сидели с ним в одном кресле) и сказал: «Так писать могут только мозговые кастраты». На такое хамство надо было отвечать и я, ничтоже сумняшеся, за оскорбление нашего товарища предложил удалить с собрания коммуниста Малькова. Тот, не долго думая, заявил, что член партии Кибирев не знает Устава, где черным по белому сказано: член ЦК КПСС, коим он является, вправе присутствовать на открытых, закрытых собраниях и так далее и так далее. Тогда, в знак протеста, мы с Георгием Василюком удалились с собрания. Уйти-то ушли, но, чего там скрывать, несколько замандражировали: мы знали тяжелую руку Малькова, который был очень скор на расправу.
Но, как ни странно, все как-то утряслось, улеглось. Очень меня поддержал тогда старший коллега секретарь партбюро редакции Петр Моисеевич Игнатенко, который сказал: «Его (кивок на меня) не наказывать надо, а благодарить за смелость, с которой он защищал нашего товарища».
Через полгода наш первый секретарь, как и многие другие, стал председателем областного совета народных депутатов. Новая структура создавалась по велению времени, по решению съезда народных депутатов России. И первое, что сделал Мальков, пригласил меня возглавить пресс-центр. На вопрос «За что такая милость?» он ответил: «За то, что ты первый в области осмелился честно и жестко возразить мне». Редактор и редколлегия, когда поделился с ними своими сомнениями, была единодушна: «Свой человек рядом с крокодилом Мальковым – большое благо для редакции». Так я оказался сначала на втором, а потом – на шестом этаже на Чайковского, 8. О том, как вместе с Михаилом Вишняковым и Рюриком Карасевичем мы пять лет работали душа в душу в пресс-центре, расскажу как-нибудь в следующий раз.

«Анархисты» рядом с «крокодилами»
- А зачем откладывать на завтра то, о чем можно рассказать сегодня? Тем более, что о вашем содружестве до сих пор в журналистских кругах ходят легенды. Как удалось себя так поставить, как уважать себя заставить?
- А впрочем, почему бы и нет! Точнее, почему бы и не рассказать о том периоде жизни, о котором как вспомнишь, так вздрогнешь. Начнем с того, что ни Вишнякова, ни Карасевича Мальков брать на работу не хотел. Первого – за ядовитую поэму о «восшествии на престол Малькова, которого отрыгнул Магадан», второго – за изошутку в газете, где в пустом холодильнике размещена книга о вкусной и здоровой пище. Три месяца уговаривал непримиримые стороны о консенсусе. Первым (небывалый случай) «сдался» Мальков: «Берем этих анархистов под твою ответственность». Вишняков и Карасевич были дипломатичнее: «Работать рядом с двумя крокодилами, это удовольствие такое же, как ежедневно глотать ежа. Но попробовать можно». И начали: ярко, шумно, задиристо!
Вишняков в своем кабинете на видном месте повесил портрет царя Николая Второго, объявил себя председателем партии монархистов, объясняя всем и вся: «А коммунистов к себе брать не будем. Они свою партию предали, предадут и нас». Доселе беспартийный Карасевич, наоборот, стал ярым сторонником марксизма-ленинизма, собирая со всех кабинетов бюсты, портреты, книги В.И. Ленина. С такими ребятами скучать не приходилось! То Вишняков отсволочит замминистра МЧС, приехавшего помогать восстанавливать рухнувший пролет моста через Ингоду в районе станции Дарасун, то натурально раздерется с депутатами, то Карасевич, перепутав тексты, выдаст по областному радио очередную ахинею. Но, как ни странно, несмотря на пробуксовки, неизбежные в любом новом деле, с нашим мнением постепенно стали считаться. Допустим, чего стоят пять подготовленных нами выступлений, оглашенных на очередной сессии, после чего председатель облисполкома Шабаршин лишился своей должности.
В те годы у администрации не было своей пресс-службы, поэтому вся эта работа, которой сегодня занимается больше десяти человек, ложилась на троих. И ничего, справлялись! Правда, выходных дней, как и праздничных, для нас не существовало. Трудоголик Мальков в полвосьмого утра уже был на работе, а в десять вечера еще на работе. Как в добрые сталинские времена мы тоже, по очереди, находились рядом. Возможно, только поэтому нам удавалось «перелопачивать тонны руды» и вовремя выдавать «на гора» качественную продукцию.

«Закрыли – и спасибо!»
- А к какому разряду вы относите выпуск первого, ставшего и последним, номер газеты «Восточная Русь», на первой странице которого вы перечеркнули красным крестом «Забайкальский рабочий»?
- Ну вот, и вы слышали об этой истории, а то я уже начал подумывать, что с годами все забылось и поросло мхом. Но, видно, все не так и плохо мы сделали, если после двух десятилетий вас интересует «дела давно минувших дней». Так совпало, что после печально-известного ГГЧП началось жесткое противостояние между президентом Ельциным и Верховным советом во главе с Хасбулатовым. Пропрезидентская печать перестала публиковать материалы Верховного совета и тогда этот законодательный орган власти принял решение о создании в областях, краях и республиках своих газет. Буквально незадолго до этого, во времена ГКЧП «Забайкальский рабочий» публиковал материалы гэкачепистов, и ни одного – Верховного совета во главе с Ельциным (тогда он еще не был президентом – авт.) События развивались стремительно и мы, выполняя решение вышестоящего (куда выше-то! – авт.) органа власти, подготовили пилотный номер «Восточной Руси». Все запомнили красный крест на «Забрабе», но никто не помнит строчки о том, что никто не перечеркивает издание с почти вековой историей, а выражает свое несогласие с трусливой позицией в период правления пресловутого ГКЧП. Об этом факте, почему-то, никто не помнит, а вот красный крест – запомнили все. Кстати, этот крест абсолютное большинство депутатов-коммунистов восприняли как личное оскорбление и нашу газету на очередной сессии «зарубили». За что им огромное спасибо! После расстрела Белого дома в ряде регионов, где газеты под патронажем законодателей все-таки стали выходить, их финансирование было прекращено и они «почили в бозе».
- Спасибо, Владимир Никола-евич, за познавательно-содержа-тельную беседу. Позвольте поздравить вас, а в вашем лице всех ветеранов забайкальской журналистики, с профессиональным праздником – Днем российской печати! Здоровья, хорошего настроения, успехов в творчестве!
- Взаимно! В качестве пожелания хочу напомнить слова великого философа Сенеки: «Кто не знает, в какую гавань плыть, для того нет попутного ветра». Попутного ветра в ваши творческие паруса!
Беседовала
Татьяна Михеева,
фото из архива В.Н. Кибирева