Автор всегда прав

    Прожив большую часть своей долгой восьмидесятилетней жизни во времена примитивного, непривлекательного издательского дела, испытал наслаждение от созерцания этого симпатичного 175-страничного томика. Твёрдая ламинированная обложка пронзительного голубого цвета. На ней фото героя этой книжки, склонившегося за рабочим столом над белым листом бумаги. Миша уже в уважаемом возрасте. Залысина. Усы. Взгляд глубоко ушедшего в себя человека: может быть, сейчас в голове его рождаются поэтические строки, многие из которых переживут его земную юдоль.

    А вот со своим кратким предисловием к книжке и её автор – известный журналист Владимир Кибирев. Но фото – ещё молодой. Таким я его помню по Чите. Как младшему в нашей троице ему вполне досталось имя – Вова. Ну, а я как старший, всегда стяжал почтенное – Михалыч.

    И вот молодость, Чита растворились в дымке. Михаил Вишняков, незабвенный Мишель, преждевременно ушёл в мир иной. Вова, вишь ты, стал писателем. И шлёт свой труд на суд Михалычу: как ты, мол, его находишь?

    Нахожу, дорогой Вова, что ты остался верен нашей молодой дружбе и сказал честное, проникновенное, сердечное слово о прекрасном человеке – трудолюбивом, принципиальном, добром, правдивом, верном в дружбе.

    Нахожу, уважаемый Владимир Николаевич, что ты поступил мудро, нашёл в себе силы, оставил бесценные свидетельства для будущих исследователей жизненного и творческого пути нашего замечательного земляка, выдающегося русского поэта двадцатого столетия Михаила Вишнякова.

    В выходных данных издания не увидел привычную в таких случаях ссылку: мол, книга вышла в свет в Читинском «Экспресс-издательстве» при материальной поддержке такого-то спонсора. Знаю, что спонсор был, и потомки, истинные любители литературы, скажут ему спасибо: им интересны будут бытовые подробности жизненного пути такой яркой, талантливой личности, каким был наш друг и поэт.  

    От одного из нынешних ценителей до меня дошло такое мнение: да, бытовая сторона биографии поэта показана ёмко, правдиво, ярко, а вот о творчестве Вишнякова, особенностях его поэтического дарования, которые и выдвинули простого забайкальского паренька из глухого провинциального села Сухайтуй, мало что сказано. Да почти ничего.

    Что ответить на это? Убеждён: и сам бы Михаил не согласился бы с такой претензией, принял мемуары с благодарностью, в той редакции, которую предложил нам автор. У нас с Вишняковым был подобный эпизод.

    

Писатели – просветители

    И тут, уважаемый Владимир Николаевич, позволь мне потянуть маленько одеяло на себя. Но не для того, чтобы чуть затмить твой успех автора, а ради нашего общего друга, –  с одной целью: чтобы показать ту внутреннюю душевную работу, глубокие размышления о жизни, о времени, о современнике, которые, в конце концов, и вывели его творчество на общероссийский уровень. Так вот летом 2006 года ушёл из жизни поэт Ростислав Филиппов. Я написал о нём воспоминания объёмом более чем печатный лист. И выслал статью из Москвы в Читу на имя Вишнякова с просьбой напечатать в какой-нибудь газете – с продолжением в нескольких номерах. Между прочим, мои мемуары – по структуре, по запалу напоминали кибиревские страницы. Поскольку и в нашем случае мы с Филипповым были молодыми журналистами, работали вместе в одной газете, вместе ездили в командировки по родному Забайкалью. И даже жили несколько лет в одной комнате, в коммунальной квартире – редакционном общежитии. Мы её называли «кошарой».

    Вишняков меня обрадовал. В Чите, писал он, предпринимается издание литературного журнала «Слово Забайкалья». В нём он и предложил напечатать мою статью о Филиппове. Но попросил дополнить мемуары анализом особенностей поэтического творчества Славы, что в моей рукописи полностью отсутствует.

    Я ему в ответ написал: дорогой классик, за весь двадцатый век, например, о жизни и творчестве моего великого земляка Сергея Есенина написаны сотни книг, целая библиотека. В том числе со всякими многомудрыми анализами особенностей. Но для меня нет ничего интереснее, чем книга воспоминаний о Есенине друга его юности Анатолия Мариенгофа «Роман без вранья». Они оба начали покорять Москву, живя впроголодь и ночуя от бедности на одной кровати (боже упаси с пошлой ухмылкой объяснить эту картину нетрадиционной, как говорят сейчас, ориентацией: оба поэта были настоящими мужчинами и одна кровать – лишь знак нищеты).

    Миша согласился со мной: да, ты прав, рукопись надо судить по тому, что в ней есть, что хотел сказать её автор, по тому, какую он цель ставил. А не по тому, что хочется редактору, как он сам оценивает предмет.

    Мои воспоминания «Воевал дон Кихот с печенегами» и были опубликованы в первом номере журнала «Слово Забайкалья», вышедшем ещё при жизни Миши в сентябре 2007 года с напутственным словом и фото тогдашнего губернатора Читинской области Равиля Гениатулина (к Равилю Фаритовичу я ещё вернусь именно в связи с Вишняковым). 

    

Избранное из переписки

    Мы переписывались с Вишняковым треть века. Последнее письмо от него я получил в июле 2007 года, незадолго до его ухода. А всего их было более шестидесяти, и все бережно храню в своём домашнем архиве – их объём более двух печатных листов. В архиве лежит и рукопись в компьютерном наборе объёмом более сорока печатных листов. Её название: «Паря Вася и другие. Писатели Читы, которых я знал». Почётное место в ней занимает глава о Мише в пять с лишним печатных листов. В ней полностью воспроизведена наша переписка.

    Сейчас я задаюсь вопросом: а что поддерживало эту переписку? Чем она была для нас дорога? Взаимным интересом к работе и жизни друг друга, моей – к литературной жизни Забайкалья. Миша с удовольствием делился своими творческими планами, участием в литературной жизни России – публикацией своих стихов в толстых столичных журналах, в поездках по стране в составе творческих бригад Союза писателей СССР. Между прочим, зачастую совместно с кумирами советских времён – Евтушенко, Ахмадулиной, Вознесенским. 

    С кедровым посохом Миша немало прошагал дорогами матушки России, чутко вслушиваясь в голоса современников. Присылал свои книжки с дарственными надписями, в которых глубокие размышления, лирические признания соседствовали с самоиронией и озорством. Вот некоторые из них. 

    На книге «Кедровый посох», изданной в Иркутске в 1983 году: «Александру Алёшкину – от лучшего поэта, знал каких он лично в ХХ веке! 10 августа 1983 года, Чита.»

    P.S.: «Сей автограф явно с похмелья».

    На томе стихов и поэм (издан в Москве. Издательство «Русь», 2005 год): «Самому – Александру Алёшкину – от поэта Вишнякова. 

    Я в Чите, в декабристской одёжке,

    Средь бандитов закончу свой век.

    Вдруг однажды я вскрикну:

    «Алёшкин,

    Золотой, мой родной человек!» 

    Чита, 29.10.2005 г.»

    На книге «Золото короны»

    (Чита, 1998 г.):

    «Александру Алёшкину – в память долгой дороги по ХХ столетию, печать духовности на которое наложило и наше поколение сибирских и российских мальчишек, ставших, говоря всерьёз, знаковыми фигурами на своём поле. Теперь уже не «Шилка и Нерчинск не страшны теперь», не страшны и дыхание страха Смерти и Бессмертия!

    Дай Бог, что «остался соблазн посмотреть свысока». С любовью. 

    3 июня 1999 года, Чита.»

    На книге «Багульник на северном склоне» (Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1977 год).

     «Милый мой и дорогой Александр Алёшкин! В этой книге – память о нашей упрямой жизни и борьбе. Кто знает – что бы было с «неким Вишняковым», если бы на его пути не было А. Алёшкина – насмешливого и любящего поэтов и литературу человека. В нашей «опальности» - не сеть ли светоч настоящего искусства и нашей партийности – вести русский народ к истине, к правде и добру! Встретимся в новой книжке! Любящий тебя Вишняков.»

    

«Ждёшь-ждёшь, когда чёрт помрёт, а он ещё и не хворал»

    «Дорогой Александр Михайлович!

    Спасибо за письмо с изложением международного и внутреннего положения России, я думаю, что пределов для улучшения не существует.

    Живу так, что Достоевскому не под силу описать, а мне даже осмыслить сил нет. Нервно, судорожно, беспамятно. В должности секретаря губернатора жаловался: «Нет сил работать по 12-16 часов в сутки. Скорей бы уйти на пенсию!» И вот ушёл – работаю по 16-18 часов. 

    Гора непрочитанных книг, журналов, газет. Гора не написанных писем. Гора недописанных стихов, прозы, детских сказок, песен, эссе, критики, переводов, предисловий, сценариев и т.д. и т.д.

    Наросло новое поколение, которое либо не умеет, либо не хочет брать на себя ношу труда и ответственности за ту страну, в которой живут. Проще наседать на стариков, мол, у вас авторитет, вы и пишите! Плюс катастрофа с кадрами в провинции. Вот ты же, А.М., возьмёшься писать о Чехове или Лобачевском – в Москве пруд пруди чеховедов и лобачевсковедов, а в Чите? Допустим, надо «слово Вишнякова» какому либо изданию – гоню в шею, но лезут через жену, детей, друзей.

    Написали с Киберевым книгу о Харанорском угольном бассейне, там мои 16 стихотворений о 16 бульдозеристах, скреперистах – лязг бульдозеров до сих пор стоит в ушах. Сейчас влип из-за денег – собираем  книгу «Кто есть кто в Чите и Читинской области» на коммерческой основе, а это 1000 договоров, писем, рекламы, анкет, фотографий. Проект чисто коммерческий, власть не поддерживает – крутится 6 человек с утра до ночи и ночью. Где-то в Москве должен выйти мой третий том – проза. Да некогда позвонить, еле-еле вёрстку вычитал по кусочкам, несколько дней, а пока… перерыв.

    (5 декабря, 8-30 утра, пора бежать в офис).

    

    * * *

    Вот, слава Богу, удалось прийти на обед и продолжить письмо. Провели праздник книги «Заб. осень» под громким стоном рекламы «Возрождается Забайкалье». Но это оказалось нужным делом только для губернатора. К празднику я один соорудил  выпуск газеты «Чита литературная» в цвете, на белой бумаге на 32 страницах. У большинства писателей оказалось нечего дать. Забивал полосы собой, Филипповым, Озолиным, Савостиным, Самохиным, М.Сергеевым, Распутиным, Вампиловым. Да гостями – Н. Коняевым из Питера, В. Берязевым из Новосибирска, Б. Дугаровым из Улан-Уде. Взял первых двух в свою бригаду на Узун-Торей (скачки на верблюдах, костёр, шашлыки, буряты в нац. одеждах в бликах костра пляшут «Ёхор» и т.д.)

    А в Чите нас вызвали на сцену посреди площади, что-то сказал чиновник и заиграла музыка, гоп-ансамбли завизжали, нас убрали со сцены, шоу пошло своим чередом, мы потолкались у пустых столиков с табличками и пошли пить. Потом это шоу переместилось в театр. Там вякнули что-то невнятное. И всё.

    Моя бригада привезла с Онона и Барун-Торея по очерку, штук 100 цветных фото, стихи, незабываемые впечатления. Через 2-3 дня опять едем на 2 дня на Онон, озёра с пелядью и скот с «мраморным» мясом. Холодно, тряско, но там ещё любят писателей.

    Я успел вчера написать о твоём томище информацию для газеты «Вечёрка», где веду полосу «Читалка». Если ты ценишь Николая Савостина – ему в конце декабря 80. Он, как и раньше, в Кишинёве. Анну Лупан похоронил, живёт один. Я с ним дружу. Поклон тебе от Вл. Кибирева, мы с ним иногда крепко чудим «по диким степям Забайкалья».

    

Думы Таврического дворца

    А.М.! Главный твой вопрос о переписке писателей. Даже не знаю, что и ответить, а врать не хочу. Ибо я враждую со своей чиновничьей сворой, а с губернатором встречи бывают редки. Его осаждают со всех сторон, особенно бывшие партработники со своими мемуарами – как они «строили социализм». Я взял твой вопрос в голову, но как и когда могу практически ответить – сегодня пока не знаю. Надо вентилировать. Издательская программа губернатора на бумаге есть, реальная жизнь всё отодвигает разные позиции на 5-7 лет. Жаждущих много, а средств…?

    Попробуй постучаться в комитет культуры – Чита, центр, 672090 ул. Ленинградская, 3. Сыроватко Галина Петровна. 

    С Новым годом! Надо отправлять письмо, а то никогда не отправлю. Гонка времени, сволочь, жить не даёт.

    Твой М. Вишняков. Чита, 6 декабря 2006 года.»

    

Поэт в России больше чем поэт

    Греет моё старое сердце мысль, что добрые, любящие слова в мой адрес я вернул их Мише при жизни. И не только в личной переписке, которая наполнена ими. Волею судьбы я оказался в числе тех, кто способствовал признанию его выдающегося таланта поэта и высоких гражданских помыслов в российском масштабе.

    Из всего его обширного поэтического наследия особое место занимает произведение, которое ставит имя Вишнякова в первом ряду выдающихся мастеров русской литературы.

    Это – его поэтическое переложение шедевра русской культуры, поэмы «Слово о полку Игореве». Он прислал мне её в подарок в Москву в девяностых, когда я работал в правительственной «Российской газете», был членом её редколлегии и редактором ведущего отдела. Называю свои должности не из похвальбы или желания покрасоваться на старости лет. А чтобы объяснить, как и почему произошло событие, редчайшее в истории советской журналистики.

    Девяностые в России были временем смуты. В числе многочисленных потерь, которые понесли государство и её народ, и, о которых не буду говорить из-за недостатка места – распад великой Страны СССР, обнищание большей части населения – была и эта, главная: теперь уже и распад Российской Федерации на отдельные «княжества» в результате сотрясающих её межнациональных войн. Дряхлеющий первый президент России Борис Ельцин терял власть и провозгласил предательский лозунг: берите суверенитет столько, сколько проглотите. Чем не преминули воспользоваться местные князьки и национальная элита.

    И часть государственного патриотического электората судорожно искала так называемую национальную идею, которая спасла бы Россию от окончательного распада. Получив от Миши бандероль с переводом поэмы «Слово о полку Игореве», я пошёл к своему куратору, первому заместителю главного редактора Владиславу Александровичу Фронину. И сказал ему:

    – Слава! Мой друг прислал мне свой перевод поэмы «Слово о полку Игореве». В ней – боль древних русичей о судьбе матушки России. Как раз то, что сейчас волнует её патриотов. Давай напечатаем поэму целиком в нашей газете, официальном печатном органе правительства Федерации.

    – Оставь, Михалыч, эту поэму у меня. Прочитаю. Потом примем решение.

    Перевод Вишнякова Фронину понравился. Первого ноября 1996 года «Российская газета», выходившая в то время миллионным тиражом во всех субъектах Российской Федерации, вышла с полным переводом поэмы. Дорогой мой Мишель стал частью национального достояния.

    А я должен здесь сделать необходимую и существенную оговорку: в этой публикации не моя заслуга; я был лишь его другом, ощутивший красоту и величие его творческого подвига и споспешествовавшим его выходу к широкому читателю; заслуга в публикации – исключительно в огромном поэтическом таланте Вишнякова. 

    А теперь вернёмся к бывшему губернатору края Гениатулину. Равиль Фаритович сделал много доброго для забайкальцев. Но экономику, социалку я отодвину в сторону, потому как не чувствую себя компетентным в этой сфере. А вот что касается духовной жизни, исторической памяти, – тут вклад Гениатулина в историю края неоспорим и огромен. Но тоже не буду вдаваться в подробности.

    Поскольку у нас речь идёт о Вишнякове, скажу: Равиль Фаритович, выпускник истфака Читинского пединститута, явился первым и самым серьёзным литературным критиком, высоко и верно определившем шедевры поэзии и гражданскую позицию своего пресс-секретаря.

    Это при поддержке губернатора в Москве в патриотическом издательстве «Русь» вышел трёхтомник избранных сочинений Вишнякова, которые теперь навсегда вошли в духовную сокровищницу края.

    Это губернатор Гениатулин учредил ежегодную литературную премию имени Михаила Евсеевича Вишнякова, которая вот уже несколько лет каждое второе сентября – в день рождения поэта – присуждается талантливым литераторам края. Лауреатами почётной премии стали Борис Макаров, Олег Петров, Олег Димов, Вячеслав Вьюнов…

    Я не уполномочен вносить в жюри по присуждению премий имени М.Е. Вишнякова свои предложения о её лауреатах. Но всё-таки рискну назвать этой достойной чести в 2016 году имя Владимира Николаевича Кибирева – автора правдивой и талантливой книги воспоминаний «Доживём до зари».

    Эту книгу с интересом и благодарностью прочитают потомки нынешних поклонников выдающегося русского поэта и патриота Забайкалья Михаила Евсеевича Вишнякова.

    Дорогого моего Мишеля.

    Александр Алёшкин, кандидат исторических наук,Заслуженный работник культуры РФ, Член союза писателей и союза журналистов России. г. Москва