На двух берегах Унды Если подняться на гору в половине Ундино-Поселья, что называется Кацыкеном, то с высоты выглядит село основательным. Это если закрыть глаза на то, что тут, наверху, исчезла целая улица, где люди могли бы жить в благоустроенных квартирах (так мечтали и планировали). А если спуститься вниз и проехать по маленькой улочке от коробок бывших ферм, то можно насчитать 15 брошенных домов. Большинство из них стоят без привычного в Забайкалье «растаскивания», когда начинают ломать рамы, крушить заборы и разбирать крышу. Будто ещё надеются дома, что появятся тут хозяева, задымит печка и вечером загорится свет в потухших окнах.
Не хотелось бы, а придётся делить жизнь старинного села на двух берегах Унды на «до» и «после». И хоть и были эти «до» и «после» за почти 300-летнюю историю не один раз, но страшит людей бег сегодняшних дней, и бывший колхозный шофёр Вера Кузьминична Лиханова, когда выезжает за село, закрывает глаза. Чтобы не видеть разрушенных машинно-тракторных мастерских, куда загоняла на ремонт свой бензовоз. А зимним вечером, когда ложится спать, греет у печки одеяло, чтобы постель была потеплее: температура в квартире ветерана труда, которую когда-то выделил колхоз, не поднимается выше 12 градусов. Из кремнёвой породы
«И вот наконец показалось Ундинское поселье. Ликом своим оно не походило на заимку. 15 срубленных из толстенных брёвен изб вытянулись вдоль правого берега Унды. На крышах не солома и криулистая дрань, а тёсаные топором доски. Окошки не затянуты бычьми пузырями, а в рамках вставлены слюдяные пластины. Дворы просторные, в них амбарушки, сарайчики, тёплые повети для скота, баньки на самом берегу Унды», – маленький отрывок из книги Иоакима Вячеславовича Кузнецова, ветерана Великой Отечественной войны, писателя, что когда-то жил в селе. В нём «кусочек» главной характеристики ундинопосельцев – стремления к основательности, возникшего на огромном трудолюбии и упорном характере. Книга так и называется – «Кремнёвая начинка». Исстари про людей упёртых на Руси говорили: «Его слово – кремень». Основатели села – три крестьянских рода Филипповых, Гордеевых и Калининых – приехали сюда не по своей воле. В 1736 году 12 семьям из деревни Тарантуево Томской области отвели место не там, где сейчас Ундино-Поселье стоит, а в устье, на месте стойбища бурятского шамана Мэтей. Промучились мужики два года, да и самовольно перекочевали на нынешнее место, вот тогда-то и приехали сюда поселенцы. Кого только не приняла здесь забайкальская землица: татары, белорусы, украинцы слились в новый народ, с упорством, обживающий суровую землю так, что под пашни после выкорчёвки леса приходилось её топором поднимать, потом только пускали в ход соху. За день вырубали полоску в 20 сажен. Века не могли стереть тот характер и извечную крестьянскую привычку к труду. «Был я тут в середине восьмидесятых, во времена расцвета колхоза «Победа». В 5 часов утра начиналась в деревне жизнь: кто бежит на работу, кто на своём дворе возится, но все уже на ногах», – слышу незамысловатую характеристику ундино-посельцев и вижу доказательство – 20 орденоносцев колхозных времён! Память о них хранится в школьном музее. Двадцать фамилий на белом листе, как свидетельство, что с века восемнадцатого до двадцатого не растеряли ундино-посельцы своего кремнёвого характера. Есть в этом списке Архипов Николай Андреевич, Веневская Галина Андрияновна, Ветрогонов Николай Сергеевич, вот с ним и начинаем знакомство с Ундино-Посельем. Знакомство, на первый взгляд, нерадостное. Чем сейчас удивит село? После въезда с памятной стелой «Ордена Ленина колхоз «Победа» сразу же встретят развалины машинно-тракторных мастерских и сияющая пустотами доска почёта возле бывшего здания колхозной конторы. Сейчас и оно смотрит на мир пустыми глазницами окон, но до сих пор выдаёт основательность намерений колхоза-миллионера, что первым в Читинской области был награждён орденом Ленина. Да и ещё много в чём были ундинопосельцы первыми. Первыми применили механическую дойку, о которой в других местах и мечтать не могли, первыми сделали на каждой ферме кормозапарники, первыми замахнулись на квартиры с отоплением. Первыми колхозники Ундино-Поселья стали получать заработную плату не только натуроплатой, но и деньгами. А детский сад с бассейном, участковая больница и асфальт на центральной улице, что до сих пор напоминает о тех золотых временах? Просто хорошо и честно работать
Николая Сергеевича Ветрогонова застали дома. Где ж ему ещё быть сентябрьским утром, когда и картошку уже выкопали, и хозяйство обихожено. «12 куриц, 5 баранов, собака да кошка – всё хозяйство», – улыбается Николай Сергеевич. Для 88 лет, что только тут пролетели, ноша немаленькая, да такое ли видел человек, на долю которого пришлось столько работы? «Меня же в войну после 4 класса поставили учётчиком полевой бригады, а в 14 лет отправили учиться на тракториста в МТС. Отучился, дали трактор, свой 28-й номер до сих пор помню, а потом и на комбайн пришлось садиться. Отправляли на два сезона в Сретенск на уборочную. Посмотрел на меня там директор и говорит: «Хоть и отличник, а работать не будешь». Промолчал я, чего словами кидаться, выбрал почти разобранный комбайн, сам собрал и отработал так, что назначили меня, молодого, бригадиром тракторной бригады. Мне тогда говорили: «Куда ты идёшь, там же одни фронтовики», – вспоминает Николай Сергеевич. Вот это самое простое «хорошо и честно работать и видеть человека» так и осталось для него главным. И как бы не крутила судьба, всё складывалось так, что из Ундино-Поселья – никуда. Отучился в ремесленном училище, вербовали в чернышевский «Комсомолец», а попал в Балейскую МТС. Реорганизовали МТС, большинство подалось в Первомайский, а его – в свой колхоз. Присмотрелись – и на отстающую ферму, которая при молодом руководителе в сезон стала передовой. Тогда уже в колхозе председательствовал знаменитый Андрей Петрович Десятник. Он и усмотрел в молодом механизаторе ту жилку, что умело руководить позволяла. А потом Николай Сергеевич стал начальником участка. Молочно-товарная ферма, свиноферма, тракторные бригады – такой вот ежедневный фронт работы. Корма, запчасти, кадры, графики, планы, цифры и показатели, и за всем одно – улучшить, увеличить. Не так-то просто было ундинопосельцам. Сенокосных угодий для большого поголовья не всегда хватало, но в те годы проблема не была проблемой. Выезжали готовить в другие районы. Горючее «золотым» не было. Если подробнее, то на пяти фермах колхоза «Победа» было по 200 голов дойного стада, кормозапарники, а утром на линию из колхозных гаражей выходило до 50 машин. Таким, вкратце, было хозяйство. Если не считать 33 овцеводческих стоянки и почти 30 тысяч голов овец. Рабочий день начальника участка начинался в 5 часов утра. К этому времени колхозный табунщик Яков Андриянович Веневский седлал знаменитого Игреньку. Картину эту – Ветрогонов в седле – наверное, ещё многие ундинопосельцы помнят. «Машины тогда не было, да и не думали мы о машинах», – говорит Николай Сергеевич и несёт свой парадный пиджак с наградами. Орден Трудового Красного Знамени, орден Отечественной войны, медал «За трудовое отличие», «За освоение целинных и залежных земель», «За заслуги перед Читинской областью», «Ветеран труда» – неполный перечень того, что заслужил. Николай Сергеевич вспоминает и рассказывает о людях: «Механическая дойка у нас при Андрее Петровиче появилась, ручную в пади Дылгыра я застал. Из тех доярок ещё Люба Корыткова жива, в сентябре 90 лет отмечать будет. Это ещё что: нашему механизатору Андрею Ивановичу Веневскому нынче 100 лет исполняется. Фронтовик, воевал на 1-м Белорусском фронте, до Берлина немного не дошёл, день Победы на Эльбе встретил». Самое больное для Николая Сергеевича – вспоминать, как полная надежд привычная жизнь будто покатилась под гору. Шесть лет на должности председателя колхоза – самое трудное, к чему невозможно привыкнуть и не вспоминать. «Я после Виктора Ивановича Колесникова пришёл. Денег не было даже на заработную плату. Приходит ко мне Лёня Толочкин и говорит, что денег на запчасти нет. «Как нет? – отвечаю. – Скажи Тамаре, она переведёт». В голове даже не укладывалось, что так в «Победе» может быть. Уходил с должности, миллион 300 тысяч оставил, а потом взялись воровать да машины покупать. Они теперь со мной встретиться стыдятся», – с горечью вспоминает Николай Сергеевич. Для него-то колхоз, пример Андрея Петровича Десятника так и остались главным и светлым делом. Притяжение Родины
Не обошли в разговоре и родословную. «Откуда пошли мои предки по отцовской линии, с каких мест приехали на поселение, я не знаю, но порода наша крепкая. Ветрогоновы 95, 96 лет живут. Дед мой 91 год прожил, хотя два раза сидел за походы в Маньчжурию. А по матери у нас и цыганская кровь есть. Сестреницы мои живут на Байкале, врачами работают, так вот они в архивах откопали, что бабушка матери была ссыльной цыганкой из Санкт-Петербурга, Линдой звали. Для этого в Питер съездили. Сестреницы в Ундино-Поселье до сих пор приезжают. У одной из них своё зимовьё в Таланче было. Как приедет, так сразу – вези посмотреть. Родина, она всегда тянет. Нынче и родственники-москвичи в гостях были», – рассказывает Николай Сергеевич. Он-то земли, обжитой предками, не оставил и один не остался. Дети рядом живут, только Валентину Георгиевну, супругу, похоронил. Дочь Альбина живёт по соседству и отца не один раз в день навещает. В день приезда и познакомились. Альбина Николаевна – врач, много лет возглавляла сельскую участковую больницу, которую под «шумок» преобразований в краевой медицине всё-таки закрыли. Теперь тут вместо 50 коек осталось 5, и то на дневном стационаре. Врачей нет, только фельдшера остались, а были и стоматолог, и гинеколог. Говорим о дне сегодняшнем. «Что у нас сейчас хорошего? Народ, конечно, с такой жизнью изменился, пьянства хватает, уезжают. В годы моего детства в школе больше 800 человек училось, а сейчас 123. Наше детство – обычное для тех лет. Мама у нас была пчеловодом и на всех сезонных работах в колхозе работала: это огород, стрижка, окот. В колхозе же каждый возраст должен был определённое число трудодней выработать. Была и ещё одна особенность: каждая семье полагалось выкопать 20 соток картошки на колхозном поле. Тут мы, конечно, маме помогали», – рассказывает Альбина Николаевна. Всё кончилось?
А от Владимира Ивановича Стукова услышали свою характеристику сельской жизни: «Бардак у нас теперь. Работа только на вахтах, а кому они, если честно, нужны, если уезжать от семьи приходится на месяц или два. Если хозяйство, так совсем беда. То корова потерялась, то сено накосить не успели, да и дети без отцовского глаза растут. Раньше и представить нельзя было, что работы нет. Я в Джиде родился, там работать начал. В колхозное время там участок колхоза был. Вначале свет от движка был, а потом столбы провели, даже стоянки электрифицировали. При новой власти с перестройкой всё кончилось, а теперь и Джида сгорела. Я там механизатором начинал работать, а потом чабанил 40 лет. Отара была маточная на 750 голов, по 300 центнеров сена готовили на каждую отару. Теперь уже из тех, с кем я работал остались Александр Лиханов да Александр Мосеев, разъехался народ да разленился. Кто постарше, ещё старается что-то к дому, а молодые на них надеются. Нет теперь селу никакой помощи. От нашего колхоза в память только асфальт остался». 72 года живёт здесь Владимир Иванович. Живёт так, как привык: в заботах о животине и привычных хлопотах. Просто потому что по-другому не научился. Вера Кузьминична Лиханова своё горькое мнение о будущем деревни выразила так: «Вот построй сейчас фермы, возроди стоянки, а кто работать будет? Отучили людей от работы, молодёжи коровы да телята в своём дворе не сильно нужны». Так или не так, но мнение это не один раз слышала, а в Ундино-Поселье сейчас остались только крепкие хозяева, что содержат скот на личном подворье. Крестьян, желающих зарегистрировать фермерское хозяйство, здесь нет. Но ещё отличается это старинное забайкальское село своим стремлением к порядку, ещё есть здесь свои хранители, свои маленькие успехи, а вместе с ними – и хрупкие надежды.
Продолжение материала из Ундино-Поселья читайте в следующем номере. Татьяна Гусева |
