 Приметы Барановска Бурьян, конопля да заколоченные окна «Не бойся, дорога хорошая – шоссе, да и только! Словно тебя в Барановск поджидали, подготовились!» – улыбается водитель, глядя на мои влажные от страха ладошки, и лихо выкручивает руль «Жигулей». Сергей Баранов в селе Барановск Балейского района – житель местный, потому и отдано ему предпочтение в сопровождении, ведь не только дорога – испытание, но и само посещение некогда большого и благополучного села.
Заброшенная красота
Раздолье вокруг Барановска, сколь глаз видит, и – красота. Пейзажи – писать – не переписать: леса грибные и ягодные, речка синей извилистой лентой бежит между сопок, берега алеют невиданным урожаем дички-яблочки, а с кустов то и дело взлетают стайки потревоженных пичуг. Ветер гонит волны по заросшим бурьяном полям, в стылом осеннем воздухе разлилась тишина, от которой с непривычки звенит в ушах. Она окутала людей, прокралась в еле живое отделение колхоза, проникла в каждый дом и звенит, звенит, звенит своей безнадёжностью и тоской… Ещё несколько лет назад социальная инфраструктура Барановска включала в себя фельдшерский пункт, крохотный клуб, начальную школу и спутниковую тарелку на всё село. Сейчас не осталось ничего. К административному зданию, где располагались все блага цивилизации, сейчас нет даже дороги. Она заросла бурьяном. Несмотря на полдень, на улице ни души. Через дом – заколоченные окна, заросшие огороды, покосившиеся заборы и скрипящие на ветру осиротевшие калитки. «Здесь жил ветеран войны, с детства его помню, – рассказывает о родном селе мой собеседник, – а в этом доме до недавнего времени жила семья с ребятишками. Всё бросили и уехали в Балей: детей надо одевать-обувать, в школе учить. Кому захочется с первого класса малышей в интернат отдавать? Семь лет, а их уже от матерей отрывают. Ни сказки на ночь, ни подушку ночью никто не поправит. Без тепла и родительской заботы в казённом доме и дети казёнными вырастают. Да и тревожно родителям за своих кровинок. Время-то сейчас какое жестокое! Мы сами через это прошли, знаем, каково на неделю из дома уезжать!» Божья стройка
Разруха и запустение в Барановске – от власти, вернее, от безвластия. Всё остальное – Божье. В конце улицы – чудо. Деревянный храм, сохранившийся до наших дней, но с потерянной, позабытой историей. Местные жители разводят руками, пожимают плечами: в честь кого освящена церковь – не знают. Говорят: «Ей лет триста, не меньше, старики Димитриевой всегда называли». История барановской церкви, как и всех Божьих храмов, трагична и печальна. Замолчали колокола и прекратились службы с приходом советской власти, наступила пора забвения и разрушения. Пустовал храм, складским помещением был, пока не нашлись добрые люди, которые в силу ли жизненных обстоятельств или от тоски по своей малой родине решили восстановить церковь. На уборку и строительство выходили, бывало, всем селом. А главные зачинщики благого дела – предпринимательница из Балея Валентина Степановна Пересыпкина и местный житель Василий Викторович Киберев (светлая память, не уберёг его Господь от трагедии), всегда были в первых рядах. Получив благословение епископа, барановцы мало-помалу, с божьей помощью восстановили святое место. Печь сложил Алексей Иванович Баранов, вопросами доставки колоколов и иконостаса занимался Григорий Ермолаевич Баранов. Разнесла-разметала жизнь местных жителей, но к истокам своим стремятся они не пустыми словами, а реальными делами и почти все – Барановы. Естественно, все родственники, хоть в третьем-четвёртом колене, но корни свои знают, роднятся, а вот откуда появилась в селе фамилия, тоже сказать точно не могут. Но то, что фамилия оказалась «градообразующей», – точно. Не было на карте Барановска, оно появилось после переименования, а изначально было Средний Голготай. В память о прошлом названии осталась лишь маленькая речка – Голготайка. Крест бабы Шуры
Александра Егоровна Котельникова – самая старая в селе жительница. 88 лет минуло, и всё же, несмотря на забайкальское «чо» да «каво», говор выдаёт её происхождение. Слышится – не местная: «Помолилси Богу, как в церкву зашёл?» – спрашивает она у своего односельчанина и внучатого племянника Сергея. Баба Шура встречает гостей в передней избе, где в красном углу – потемневшая от времени икона Николаю Угоднику, приехавшая в суровый забайкальский край из Воронежской области. Украшение дома – русская печь, сохранившаяся в первозданном виде, хоть взбирайся после зимней стужи на лежанку да прогревай замёрзшие косточки, и прокрашенные до блеска полы, сработанные в полбревна. Что дом, что хозяйка – долгожители. «Да кто ж его знает, сколько ему лет, дому-то! – разводит натруженные руки Александра Егоровна. – Заехали в 56-м году, да так и жили. Было время, места не хватало, теперь вот одна осталась!» Сложная была у бабы Шуры жизнь – не позавидуешь. В конце 30-х годов вызвался отец семейства поднимать целину в казахские степи. Не романтика и героизм – голод гнал людей из родной Воронежской области, а на новом месте, при деле государственной важности, подъёмные обещали. В 1941 отца призвали на фронт. Всю войну прошёл, отощавший после скитаний по госпиталям, израненный вернулся домой и завербовался в Забайкалье. Распределили семью в золотодобывающий Балейский район. Здесь и пустили корни воронежские переселенцы. В 19 лет Шура вышла замуж за местного парня Ефима Котельникова. Трудную, но счастливую жизнь с ним прожила, до сих пор не пожалела ни об одном дне. Работали вместе, в колхозе. Он – чабаном до последнего дня, она – на разных работах. То на свиноферме, то на кошаре за ягнятами ухаживала; бывало, крапивные веники заготавливать отправляли. «Да, много работали, но кому плохо тогда жилось? – защищает баба Шура советское время. – Восемь чабанских стоянок, свиноферма, скот, полей столько вспахивали, что сено косить было негде. Главное – зарплату хорошую получали и знали: случись что, колхоз в беде не оставит». Крест бабы Шуры оказался тяжёлым, столь много Господь послал ей испытаний. Похоронила она четверых своих детей, в 1999 году ушёл и Ефим. «Горе было – все слёзы выплакала, бывало, так сердце зайдётся – хоть рядом ложись, – теребит уголок платка баба Шура, – но жизнь идёт, солнце каждый день всходит». Сейчас у барановской долгожительницы и вовсе тяжёлые времена наступают. Не заладилась у невестки жизнь с внуком, уезжает она из села. «Да и правильно, работы-то сейчас нет. Закрыли клуб, где она заведующей работала, а правнучку учить надо, студентка она у нас», – оправдывает бабушка жизненную ситуацию. По глазам видно – умом понимает, а сердцем принять не может. Тоска затаилась в глазах. Есть от чего запечалиться. Две печки пятистенную избу отапливают, дрова в дом заносить надо, воду, если попросит, на конной подводе односельчане доставят, а в дом, опять же, занести – кто? О социальном работнике в селе не слыхивали, отродясь его не бывало. «Сама помаленьку справляться буду», – говорит. Как перезимуем?
Родственники, Сергей и Марина, бабушку стараются навещать почаще. Правда, не всегда получается. Причина тому – дорога. Пройдут дожди, и не проехать. Бывало, пенсию задерживали старикам по этой причине. А ещё вспоминают случай: женщину прихватил сердечный приступ, вызвали скорую помощь. Машина доехала до реки, дальше водитель отказался. Пришлось больного человека переправлять на другой берег на конной телеге. Стоя ехала на подводе женщина, иначе нельзя, вода была большая. Только так смогла она добраться до медиков. Это ли не дикость для страны с высокоразвитыми технологиями?! Жизнь сельчан превратилась в испытание сразу, как только не стало моста. Куда исчезла добротная переправа, говорят по-разному. Официальная версия – унесло мост весенним половодьем, но более реально другое объяснение. За долги колхоза авторемонтный завод разобрал и вывез среднюю часть моста на пиломатериалы. О, времена! Так и убили село. В этот райский уголок не осмеливаются сунуться даже падкие до прибыли предприниматели. Какой здесь может быть товарооборот?! Нет магазина у стариков, но власть эта проблема не заботит. Выручают родственники да добрые люди – привозят продукты по заказу. Предстоящая зима барановцам ещё тяжелее покажется. Телевизионная аппаратура и станция сотовой связи установлены в здании клуба, который регулярно отапливался, в холода пока работал, но сейчас его ликвидировали. Переживание местным жителям – будет ли работать техника, а может быть, её и вовсе теперь заберут? Связь, пусть неустойчивая, но есть в селе, дозвониться до «большого мира» и полиции можно, телевизор показывает. Как будут коротать длинные зимние вечера, барановцы уже переживают и славят коммунистов, добрым словом вспоминая ушедший век. Успели провести в село линию электропередачи – свет хотя бы есть постоянно! С глаз долой – из сердца вон…
Собираемся в обратный путь. Баба Шура суетится: «Серёга, дров мне занеси да молока Андрюшке в холодильнике возьми. Не забудь». Провожает нас до калитки, не уходит и долго смотрит вслед. «Такая она и есть, – говорит Сергей, – ходит, падает, ребро однажды сломала, а без работы сидеть не может». Снова машина ныряет в Голготайку, блестят, провожая нас, колокола. Через 18 километров мы окунёмся в суету движения и звуков, а Барановск по-прежнему будет, затаившись, ждать своего тихого вымирания. И вспоминая его, чётко, очень чётко понимается, что недалёк тот день, когда кончится терпение человеческое, наступит предел страданиям, и останется на берегах Унды лишь Димитриевская церковь да заросли конопли в рост человека. Умрёт село, а статистика и не заметит, что случилась ещё одна трагедия – умерла частичка сельской Руси. Быть может, лишь чиновники вздохнут с облегчением: с глаз долой – из сердца вон. Печально… Галина БАЛАГУРОВА |
