На коленях у Рузвельта

Обо всём этом мне рассказывает племянник Нины Сафроновны Борис Ерёмин. 

    Борис Леонидович живёт в Чите, но многие годы дышал солёным бризом на Сахалине. А уж Марковы… Кажется, сам океан рокочет в фамилии! Семейные предания набегают волнами, и вот до «Земли» дошли. 

    Михаил Гаврилович Марков, полярный мореплаватель, второй помощник капитана Шмидта на «Челюскине», прожил всего полвека, но жизнь – удивительную. 

    Сын бедняка, он воспитывался в приюте Архангельска. Революция, как ледокол во льдах, открыла парню широкую колею. С пятнадцати лет ходил на рыбацких судах, зимой учился в морском техникуме на штурмана дальнего плавания. Сдал экзамены – перешёл в Арктический флот, плавал к Земле Франца-Иосифа и к Северной Земле. После первой высокоширотной экспедиции Главсевморпути за Полярным кругом, после «Челюскина», командовал ледокольным кораблём «Сибиряков»; тогда впервые в мире Северный морской путь был преодолён за одну навигацию. Правда в «схватке» со льдами в Чукотском море ледокол потерял часть гребного вала с винтом, и команда вывела судно на чистую воду с помощью самодельных парусов…

    Вот какая школа была за плечами ледового капитана Маркова к началу войны.

    Впрочем, в 1940 году, когда Михаил Гаврилович возглавил команду линейного ледокола «Красин», войны не ждали. В мае 41-го экипаж отправлялся в обычную штатную навигацию в Восточный сектор Арктики. «Мама в этот рейс шла судовым врачом, а меня оставить было не с кем», – вспоминал сын капитана Владимир в 2003 году (здесь и далее выдержки из интервью газете «Владивосток» № 1314 – Прим. ред.).

    «Кто же знал, что случится такое… Но даже когда началась война, мы продолжали работать в Арктике по старому, ещё мирному графику. И только в сентябре отец получил сообщение о том, что ледоколу предстоит переход в Америку: президент Рузвельт обратился к Сталину с просьбой прислать мощный ледокол, чтобы попытаться проложить трассу караваном судов в Чукотском море через север Канады. Для этих целей был выбран «Красин», флагман советского ледокольного флота». 

    К экипажу, по воспоминаниям Владимира Михайловича, тоже предъявлялись особые требования. Даже маленький сын капитана прошёл «собеседование» с особистами – «был предупреждён, что в Америке живут капиталисты, и призван был бдить»!

    В бухте Провидения выгрузили подсобное хозяйство громадины корабля (а содержались на нём коровы, овцы, свиньи, куры и даже белый медведь для забавы экипажа) и в ноябре 1941 года отправились в дальний путь. «Мы шли совершенно безоружными вдоль западного побережья Америки, в то время как Япония уже напала на США и шла война с Германией – подводные лодки без устали прочёсывали эти воды». И море было враждебным: в порт Сиэтл после десятисуточного шторма «Красин» вошёл без единой шлюпки и без половины ходового мостика. 

    Хорошо, хоть встречали тепло! Видимо, в знак уважения к жесту Сталина (прислал лучший ледокол) капитана и его семью («С нами были замполит и сотрудники консульства – всего набралось человек 20») на роскошных автомобилях с сопровождением отвезли в Белый дом. «Когда мы оказались в Овальном зале, из боковой двери выкатилась коляска, в которой восседал Рузвельт, а за ним показалась целая «кавалькада» репортёров. Первой представили мою маму, так полагалось по протоколу, затем отца, замполита, потом меня. Президент сделал мне знак рукой: «Come in». Я растерялся, тогда отец слегка подтолкнул меня, я подошёл к коляске Рузвельта, он протянул руку – она была сухая, жёсткая, потом тепло обнял меня и усадил на колени.

    Я настолько опешил, оробел, что пришёл в себя только когда приём закончился. Затем был концерт, который устроили русские состоятельные эмигранты, все они были одеты в национальные костюмы: украинские, армянские, эстонские. Александр Вертинский пел своих «Журавлей»: «…Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный…». Зал слушал стоя, многие плакали».

    Праздник продолжался недолго. После ремонта в Балтиморе ледокол отправился в Канаду, где тревожное военное положение мира чувствовалось вполне, но завершить работы по поиску «западного» пути во льдах не удалось – срочной радиограммой «Красина» и его команду отозвали на родину для помощи замёрзшему ледокольному флоту в Белом море. «В сопровождении конвоя мы пересекли Атлантику и прибыли в Англию, в порт Глазго. Здесь нам установили несколько трёхдюймовых пушек и 18 эрликонов (скорострельных крупнокалиберных пулемётов)». 

    Весь экипаж прошёл ускоренные курсы подготовки боевых расчётов. Опять же под конвоем ушли в Исландию, где формировался караван судов PQ-15. В последних числах апреля 1942 года 25 транспортных судов и 20 кораблей охранения взяли курс на Мурманск. «3 мая караван атаковали вражеские бомбардировщики. Бой шёл весь день. Стоял шквал огня. Я подавал кассеты (по пять снарядов в каждой) из лифта на эрликон стрелку, который был ремнём намертво прихвачен к орудию. В тот день затонул флагман каравана – английский сухогруз. Его место занял английский пароход «Ютланд».

    Утром на востоке появились вражеские торпедоносцы – атаковали караван на бреющем полёте, «они неслись почти в метре над водой. «Красин» открыл огонь из всех своих стволов. Было много раненых, однако никто не погиб. В том походе мы потеряли три транспорта, но и сами сбили пять самолётов противника»…

    В сентябре Вова Марков, подававший снаряды во время бомбардировок, отправился в третий класс. 

    Михаил Гаврилович, вскоре ставший отцом ещё одного сына – Виктора, – в годы войны и после водил через льды караваны судов, поражая соратников выдержкой, талантом и работоспособностью. Неизменно вежливый, простой, «он умел работать во льдах с красивой лихостью. При этом безаварийно. Его расчёты всегда были точны, а маневры экономны», – вспоминали полярные соратники, ученики. В 1950-м капитан стал наставником морского арктического пароходства Главсевморпути. Ещё через четыре года его не стало, а ледокол «Красин» ещё долго бороздил северные воды…

    * * *

    «Так вот… – отвлекает от грустных мыслей Борис Леонидович и хитро прищуривается, – Владимир сидел на коленях у Рузвельта, а я – у него (гляди фото). Значит что? А то, что я фактически тоже – всего через одного человека! – довольный шуткой, подсыпает чуток для пущей гордости забайкальцев: – Владимир даже в Книгу рекордов Гиннесса попал». Может, оно и так. Но славен был Владимир Михайлович не только этим. Почётный строитель России, счастливый отец и дед, на пенсии создал спортклуб для ветеранов по настольному теннису, великолепно играл в шахматы, славился романсами, сочинял стихи. 

    А во сне, наверно, нет-нет да снились полярные льды и отец на капитанском мостике.

    

    Елена Сластина