18 дней чумы

    

    И вот, когда после двух дней отсутствия мы вошли в дом первого Викулова неприятный, какой-то удушливый и спёртый запах ударил нам в лицо. У порога мы чуть было не споткнулись. Перед нами в обоих комнатах лежало четырнадцать трупов. Лица у всех были искажены, руки прижаты к правым бокам, на которых они и лежали. Степан Александрович со слов Этмара объяснил, что правое лёгкое при лёгочной чуме поражается первым.

    Среди этой мертвецкой был один живой человек. Этим живым человеком была Нюрка. Она сидела в маске и в той самой позе, в какой мы её оставили у окна. Я подошёл к окну и заглянул на улицу. Там я думал увидеть Фёдорова. Но его не было. Вместо него недалеко от дома ходил другой – бородатый красноармеец. Этот не обращал никакого внимания на Нюрку. Увидев нас, она не сказала ни слова. Даже в глазах мы не прочли ни радости, ни другого какого-либо чувства. Видимо, она успела свыкнуться со своим необыкновенным положением. Мы с Николаем Ивановичем долго изучали её лицо. Красноты на нём не было. И оставлять её среди этих разлагающихся трупов не было смысла. Мы решили перевести её в изолятор. Степану Александровичу пришлось съездить за сулемой, губкой и больничным халатом. Когда всё это было готово, Николай Иванович заставил Нюрку раздеться. Она без всякого смущения стала около дверей и скинула с себя всё, оставив одну нижнюю рубашку. Николай Иванович потребовал снять и её. Нюрка покорно посмотрела на нас и без возражений сняла рубаху. Затем мы вывели Нюрку на крыльцо. Степан Александрович стал перед ней на колени и принялся обмывать сулемой нижнюю часть Нюркиного тела. Голову, плечи и грудь обмывал Николай Иванович. Сначала она дрожала, мороз был градусов 15, но потом её немного смугловатое тело, красивое, с девственной грудью, прекрасным тазом, покрылось еле заметной чешуёй, и она стала стоять без дрожи.

    Вдруг сзади кто-то крикнул. Я соскочил с крыльца и увидел, что к дому подошёл Фёдоров, но часовой задержал его. Это меня обрадовало. Я оглянулся назад. Там уже Нюрка была одета в больничный суконный халат, в старые, где-то добытые Степаном Александровичем унты и в громадную шаль. Узнать в ней Нюрку было нельзя.

    Да, к счастью, в это время Фёдоров зачем-то повернулся к Аргуни. И мы её провели незамеченной до самого изолятора. Но всё же мне было от души жаль Фёдорова. Видимо, он сильно любит... Нюркин изолятор был на горе, под которой текла Аргунь. Тут у нас по ночам постоянно горел костёр из человеческих тел.

    Поздно вечером мы затащили в дом Викулова всех тех чумных, какие у нас умерли за последние дни, и подожгли дом. Он горел, как церковная свеча. Ветру не было. Это удивительно подходящий для нашего жертвоприношения чуме день. Я стоял около самого дома и наблюдал за ним. Огонь пополз вначале по стенам и сразу же залетел на крышу. Она была из сухого камыша и мигом сгорела. За ней рухнули стены, и чёрные клубы дыма окружили этот громадный костёр. И всё время, когда горел дом, из огня высовывались вверх то руки, а то человеческие ноги. Досужливые языки сзади трепали, что мы сжигаем живых. Они даже слышали из огня стоны. Но ни один из этих сплетников не замечал, что доски и брёвна, подгоревшие на огне, валятся и подкидывают руки и ноги покойников.

    В 11 часов вечера я проверил посты. Их у меня 32, и все у чумных домов. Пришлось подтянуть часовых. Все они были поставлены в пяти-шести шагах от чумных очагов, а на месте они оказывались на противоположных концах улицы. Как только я подходил, часовые нерешительно вставали туда, где им приказано стоять. Но после того, как я отходил, они брали винтовку наизготовку и отбегали на прежнее место, на противоположную сторону улицы. Винтовку же направляли на чумный дом. У них в глазах был страх. А все они – лучшие бойцы нашей дивизии. Вот и пойми.

    Из моих полковых штабов три дня уже нет ординарцев. Когда я сделал командирам нагоняй, они откровенно сознались, что ко мне никто не едет. Что с ними делать? Я потребовал, чтоб в таком случае явились полковые адъютанты. Я считаю, что чума у нас вся на учёте, и мотивов для паники нет. Ведь живу же я здесь.

    

    Продолжение следует...