Газета 'Земля'
РЕДАКЦИЯ ПОДПИСКА РЕКЛАМА ВОПРОС-ОТВЕТ
Содержание номера
НОВОСТИ
    Совет недели
    Акцент недели
НАША ГОРДОСТЬ
    Юный Кулибин из села Кактолга
ПРИГЛАШЕНИЕ К РАЗГОВОРУ
    Как получить жильё на селе
НА СОБСТВЕННОМ ПРИМЕРЕ
    Смоленка. Актив. Точка. Ру
БЕЗ РЕТУШИ
    На двух берегах Унды
НУ И НУ
    Оазис в даурской степи
ДАТА
    Говорит и показывает Чита
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
    Шапп д’ Отрош в русской бане
ТелеМАНИЯ
    «Хищник». История кинолегенды. Часть I
ЗДРАСТЕ, СНАСТИ
    Удовлетворение личных потребностей
ЗДРАСТЕ, СТРАСТИ!
    Стук-постук…
ВЫХОД В СВЕТ
    Ревва и Галустян в Чите
Возвращаясь к публикации
    Синтез правды и кривды
ПО ЗОВУ ДУШИ
    О радио и не только
БУДЕМ ЗНАКОМЫ
    Суперпапа
ЭТО ИНТЕРЕСНО
    Моё деревенское детство
НЕСКУЧНАЯ ЗАВАЛИНКА
    Вольная забайкальская поэзия
ЗДОРОВЬЕ
    Сказ про то, как змий зелёный войной на Русь ходил
ФАЗЕНДА
    Брусничный марафон
СОВЕТУЮТ СПЕЦИАЛИСТЫ
    Храним картофель правильно
Выпуск № 41 от 09.10.2018 г.
18 дней чумы
Николай ЛОВЦОВ (1898–1962)
Окончание. Начало в №28
    
3 марта

    Я снова у себя, и против меня сидит мой ходя. Он по-прежнему монотонно диктует мне. Я пишу. Вообще же день у меня прошёл прекрасно. Ни одного случая заболеваний. Даже нет ни одного смертного исхода. Подозрительных, вернее, кандидатов на смерть, всего четверо. Сегодня мы отдыхаем. И сегодня наш костёр не будет гореть.
    – ...Это было при мне. Это был мой последний день с братом, – рассказывал китаец. – Он лежал рядом со мной. Я видел, что весь он красный, и хотя он мой брат, но я старался не дотрагиваться до него. Глаза у него блестели, но мускулы были крепкие, как всегда. В бараке мне говорили, что с начала эпидемии из барака он никуда не выходил. В это время он стал разговорчивым. Китайцы только тогда как будто поняли, что он им изменил. Вот в этот-то день он мне и рассказал, что Золотая Головка его жена.
    И вот в этот же день в наш барак собрались углекопы со всех копей. Они заполнили все углы и даже залезли под нары. Они страшно шумели, и я видел, что большинство из них больные. Вдруг один из них вскочил на нары и закричал:
    – Братья, неужели вы не понимаете, что нас все обманывают. Наш хозяин, Большой Человек, нарочно нам не даёт докторов. Он хочет сквитать свой долг. Но поймите, он убивает нас. А раз нас не будет, так помрут наши семьи. Кто их будет кормить?.. Пойдёмте все к нему и вытащим его на степь. Пусть и его разорвут волки с собаками.
    О, капитана, это было то же, что и у русских в Иркутске. Там сначала тоже так же собирались и говорили. И после тоже пошли на своих хозяев.
    И вот все больные первыми закричали, что они пойдут к нему и достанут его. Они со дня на день ждали себе смерти, и им нечего было терять.
    – Пойдём к Большому Человеку. Вытащим его!
    – Пойдём!
    – Пойдём!
    И знаешь, они уже совсем вышли на улицу и думали двигаться дальше к дому Большого Человека. Но среди них нашёлся один умный человек. Он их всех вернул в барак и сказал:
    – Братья! Всем ходить нельзя. У Большого Человека слишком много солдат и ещё больше пуль. Они всех вас перебьют. А ему это только и надо. Пусть от вас пойдёт один. Выбирайте одного.
    И вдруг этот умный человек, а он был уже старик, упал. Судороги передёрнули его тело, и он с пеной у рта умер. Но на него никто не обратил вниманья. Кому был нужен мёртвый. Его даже не выбросили на улицу, а просто затолкнули под нары. Зато его совет приняли.
    – Пусть пойдёт На-Фу. Он пройдёт без пропуска, там все его знают, – крикнул кто-то из толпы. – Пусть он крепче поцелует свою Золотую Головку, свою белую жену. А она поцелует Большого Человека, и мы будем отомщены. А это На-Фу должен сделать ради нас всех.
    Кто узнал о том, что Золотая Головка – его жена, не знаю. Вот сколько дней я об этом здесь думал, не могу припомнить. Но от китайцев никогда ничего нельзя скрыть. Они всегда всё узнают.
    Мой брат поднялся и хотел было бежать. Но его поймали и взяли с него клятву над душами всех наших родственников. А эту клятву китаец никогда не нарушит. И он пошёл...
    – Ну?.. – не удержался я.
    – Что ну?.. Он, капитана, исполнил свою клятву. Исполнил и потом умер. Когда он подошёл к дому, то его беспрепятственно пропустили прямо в комнаты. И На-Фу подошёл прямо к Золотой Головке. Она была со своим отцом и собакой. На-Фу подошёл прямо к ней и... Да, капитана, он не поцеловал её. Он ей и Большому Человеку плюнул прямо в лицо. Это он сделал потому, что он был рабочий человек, а те – его хозяева. Я это знаю прекрасно. Он так думал. Но дальше он хотел бежать, а Золотая Головка натравила на него свою собаку, и та перекусила моему брату горло. Всё это видел бой. Он с испугу прибежал к нам и рассказал...
    Китаец опустил низко голову и замолчал. Я отложил перо в сторону и повернул лицо к окну. Там, за избами, я увидел красную зарницу, предвестницу хорошего дня.
    
Глава шестая

    То, что на дворе март и начало весны, остро чувствуется. Солнце светит ярче. Даже в полдень есть редкие капели.
    Заболеваний у нас больше нет. За эти дни мы сожгли последние четыре трупа. Это были красноармейцы, переведённые в изолятор Фёдорова. Все мы ходим довольные, чувствуем, что чуму победили. Мой штаб уже несколько дней регулярно работает. Мне кажется, из всех нас не доволен один доктор Этмар. У него больше нет материалу для исследований.
    Даже Гиталов совершенно перестал бояться чумы и объясняет мне, что за участок бригады ему надо было ехать по какому-то срочному делу. Мой Фёдор тоже появился у меня в комнате и перестал коситься на китайца. Теперь он целыми днями о чём-то с ним говорит. Мне кажется, что они уже приятели.
    В этот мартовский день я не отхожу от окна. Вот по улице чинно проходят верблюды с монголами между горбами. Это тоже доказательство того, что чума у нас изжита. Во время эпидемии никто из туземцев к нам не заглядывал. А вот сейчас они приехали в гости. Я с удовольствием смотрю на важных верблюдов и выхожу на улицу. Там усаживаюсь на крыльцо и, как старик, греюсь на солнышке.
    Вдруг около меня оказывается Воронов. Он схватывает мои руки и целует меня:
    – Товарищ командир, я... я... здоров! Теперь и отчётность принесу вам!..
    Он захлёбывается от радости. С его головы сваливается шапка, и солнце играет на его седых волосах.
    Я качаю головой. У меня тоже на глазах слёзы.
    – Ну, ну, не волнуйся! Я знал, что ты будешь здоров...
    – Да... Да… И я это знал... Но, товарищ командир... Костры у вас... уж больно неприятно... это ночью... и... к тебе огонь... а там человек!..
    Он надевает шапку и бежит от меня.
    – К своим, товарищ командир!.. Проведать надо! – кричит он радостно и исчезает на краю посёлка.
    Я поднимаюсь и чувствую себя так же радостно, как и Воронов. Теперь мне кажется, что и солнце светит ярче. Я иду к своим приятелям врачам. Сегодня меня никто уже не боится. Смотрят радостно. Вот и тот изолятор, где я слышал частушку:
    Мою милку сватали,
    Меня под лавку спрятали.
    Какие глупые слова. Я улыбаюсь, и мне почему-то хочется её спеть вот здесь, на улице. Но я сразу же вспоминаю, что через день после этой песни красноармейцы умерли, и мы их сожгли. Но это только маленькое облачко на прекрасном светлом небе.
    Врачи меня радостно приветствуют. Хвалят. За что? Они мне говорят, что если бы не моя сила воли, то нам бы не справиться с чумой! Я отрицательно качаю головой и молчу. Однако в голове припоминаю те моменты, когда я плакал, когда ставил по нескольку раз себе термометр и когда натирал сулемой руки.
    Да, они не знают, что всё это мне стоит. А моё самочувствие?! Чумные у нас болели несколько дней, а я болел все дни. Все 18 дней!
    – Через день мы выпускаем Нюрку. Она последняя. В ней что-то сомневается Этмар, и мы её сейчас держим в совершенно другом изоляторе! – сообщает Николай Иванович.
    – А как же Фёдоров?
    – Разошлись!.. – смеётся он.
    – Как так? – не понимаю я!..
    – Ну, и любовь у них была. Он из своего угла целыми днями ревновал её ко всем. Особенно к Воронову. Однако сам к ней не подходил. А она других не подпускала. Видать, всё же любила его. Потому что больше молчала. Потом она его стала звать к себе. Уговаривала, говорят, плакала. А он перепугался. Ты, говорит, неделю среди дюжины мертвецов жила и прочумилась, и эта чума от тебя никогда не отойдёт. И я, говорит, совсем не хочу умирать, а ты умрёшь не сегодня-завтра. Так вот они на этом и кончили. Но Нюрка, мне нравится, ничего ему на это не сказала. А видели бы вы его, когда мы его выпустили. Сколько радости у него было, куда больше, чем у Воронова. Но на Нюрку он даже и взглянуть не хотел. Вот она, любовь-то?..
    – Да!
    – Это верно! – уверенно согласился с ним и Степан Александрович.
    Наконец мы освободили Нюрку. Она у нас была последней из подозрительных в чуме. Сначала мы её одели в новое полумужское платье и потом уже выпроводили из изолятора. Мне показалось, что этому она не особенно радовалась. Потому что и в этот раз она нас встретила без видимой радости. Лицо у ней было спокойное. Глаза смотрели прямо и были ясны. Но через час она пришла ко мне вся в слезах. Как раз у меня сидели Звонарёв и Этмар.
    – Что это с тобой? – первым увидел её Николай Иванович.
    – Никто не пущат...
    – Как так?
    – Да, товарищ дохтур, мать гонит, отец тоже. Братья и глядеть не хотят, все в один голос говорят мне, что прочумела я.
    Мы переглянулись.
    – Но что нам с ней делать? – вопрос Николая Ивановича был ко мне.
    Я молчал. Но тут ко мне подошёл мой новый приятель китаец и полушёпотом проговорил:
    – Капитана, давай её мне в хозяйки. Моя теперя торговать против вас будет. Бакалейка делать станет. Хороший бакалейка. Там все помирал, я один купеза буду. Хочет она, женой моей станет. Моя денег много. Хочет хозяйкой?..
    Я посмотрел на Нюрку. Она всё это слышала и, покраснев, опустила глаза. Потом покорно проговорила: 
    – Мне теперь всё равно. Петюньку не люблю...
    – Карашо, ошень карашо, – весело проговорил Этмар. – Её кровь – палочка чахотки поглотила палочку чумы. Она теперь совсем здоровый стал. Карашо, ошень карашо. Этой первый случай мой практик.
    – Наверное, и у меня, так же и у него – это уже три случая, – указал я, улыбаясь, рукой на китайца.
    – О, это совсем карашо. О!..
    Тут меня внезапно вызвали по телефону из штаба. Астафьев сообщил, что приехали культработники.
    «Что ж, как раз кстати...» – подумал я и пошёл в штаб.
Яндекс цитирования