Пчёлкино счастье
Борис МАКАРОВ В нашем околотке всё меньше людей остаётся. Домов брошенных, заколоченных, слава Богу, нет, а людей всё меньше и меньше становится. Да и те – старики одни. Оно и понятно. Убегают, уезжают из сёл и деревень люди. В первую очередь молодые, конечно. Школу закончат, в институты, колледжи разные поступят, в армию уйдут – и прости-прощай, родное село. Ни разу не слышал, чтобы кто-то из молодёжи вернулся. Да оно и правильно. Что здесь делать? Работы нет. Все ранешние КБО, РСУ, ДРСУ, МСО – организации, предприятия государственные – закрылись, колхозы развалились. Куда молодому человеку приткнуться, к чему руки приложить?.. Лет тридцать-сорок назад жизнь в селе, можно сказать, по сравнению с нынешними временами кипела, бурлила. Рабочие руки везде требовались. Новые школы, больницы строились. В колхозы молодых людей чуть ли не пряниками заманивали. Дома для молодых семей ежегодно строили, коров, овец, свиней для разведения личного хозяйства бесплатно давали. Строительство новых домов, можно сказать, кустовым способом велось. Выделялся участок где-нибудь на краю села, и сразу на нём несколько домов строились, огораживались. Выделялась земля для огородов, возводились надворные постройки – сараи, стайки для скота, бани. Удобно, компактно. Каждая усадьба, каждый дом – маленькая семейная крепость. Дома, усадьбы передавались обычно молодым семьям – живите, радуйтесь, плодитесь. Вот так и наш молодёжный околоток родился. Все мы, нынешние старики, соседи околоточные, в те времена далёкие молодыми были. Жили дружно, деньгами друг друга до получки выручали, но очень близко, как правило, не сходились. Каждый на своём производстве, в своём, как тогда выражались, трудовом коллективе друзей-товарищей имел. Ещё бы, люди целый день вместе проводят, одними интересами живут, одни задачи выполняют. Там, в своих трудовых коллективах, большинство молодых людей свою любовь находили, встречали – семьи создавали. Свадьбы тоже трудовыми коллективами справляли – складывались на подарки молодожёнам, столы иногда прямо в производственном помещении, если оно для этого подходило, накрывали… …Жизнью соседей интересовались мало. Так, от случая к случаю, поговорят: – У Ивановых сынишка родился… – Колька Петров мотоцикл купил… – Федька напился – Наташку свою гонял, в бане пряталась. Наоборот, излишнее любопытство осуждалось, пресекалось: – Нечего в чужие окна заглядывать, сплетни разносить. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… Мой дом – моя крепость… Всё это естественно. Большая часть жизни у работающего человека проходит на работе. И человек дорожит часами, минутами, которые он может провести в кругу своей семьи, за своим забором, в своём, только своём уголке… …Прошли годы. Наизнанку вывернулась наша жизнь. Состарились мы. Изменились так – друг друга не узнаём. Привычки же человеческие меняются намного медленнее, чем сам человек. …И сегодня мы, старики околоточные, одинокие, полуодинокие, всё также в своих домах-крепосцах за высокими заборами живём, соседям во дворы, в окна не заглядываем. Выйдешь иногда в погожий день за калитку, сядешь на лавочку, – сосед мимо в магазинчик, каких сейчас в безработном селе полным-полно, на каждом углу торчат, идёт. – Привет, Андреич! – окликнешь. – Привет! – Что в землю глядишь? Мимо идёшь, не замечаешь, не здоровашься? – Прости. Задумался. – О чём? – Есть о чём. Житуха со всех сторон бодается. Вон опять цены на молоко, мясо подскочили… – А я на днях где-то анекдотик вычитал: «Самые счастливые люди – семидесятилетние. Им ни о чём, тем более о завтрашнем дне, думать не надо. Его, завтрашнего дня, у них нет». – Мудро сказано. Однако хлеб-чай не завтра – сегодня нужны. Вот и тащусь в магазин. Якимовна моя турнула. Ну да ладно. Может, хоть на бутылочку пивка сэкономлю. Скажу Якимовне – чай вздорожал, хлеб потяжелел. Поверит. Нынче всё дорожает. Привыкли. А вот и второй сосед не идёт – тащится, на палочку опирается. – Здорово, Леонид! – Здорово. – Ты что с костыликом-то?.. – Ноги болят. На погоду, видно, разнылись… – В магазин?.. – В магазин. – Поди-ка за водочкой… – За ней. Может, полегчает… – Неужели серьёзно говоришь. У тебя же ни одного зуба нет. – А что её, водочку, жевать надо?.. – Может, всё же завязать пора? Слышал, в городе с язвой лежал… – При нашей житухе завяжешь – с ума сойдёшь… – Ну-ну… …Поднялся с лавочки. Надо домой заходить. Все охи-вздохи не переслушаешь. Да и разговор на одну и ту же тему надоел. Фу-ты, Наташка Пчёлкина издали окликает: – Здравствуй, сосед! Как жив-здоров? Подошла. Присела на лавочку: – Передохнуть надо. В аптеку иду. Что-то сердчишко в последнее время пошаливать стало. Куда ни пойдёшь – с пересадками идти приходится. …Пчёлкины – Наталья с мужем Фёдором – в третьем доме за углом моего переулка живут. До угла переулка тоже три дома. Вокруг далековато. Через огороды – рукой подать. Но ни они у меня, ни я у них никогда не бывали. Ни их моя жизнь не интересует, ни меня – их. Знаю, что два года назад Фёдора парализовало. Знаю, что детей у Пчёлкиных нет. Знаю, что Наташу, которой уже прилично за шестьдесят, так Наташей, а чаще Пчёлкой зовут. Знаю, что Наташа Пчёлка в местной больнице всю жизнь санитаркой работала, даже после выхода на пенсию ещё какое-то время трудилась. Знаю, что Фёдор, как и многие наши мужики, за свою жизнь в добром десятке разных ДРСУ, МСО, КБО проработал. Переход из одной организации в другую, как правило, не добровольным был – за пьянство выгоняли, увольняли. В одной выгонят – в другую примут. Людей в те времена не хватало. А Пчёлкин народным умельцем был. Институтов-техникумов не оканчивал, но любой рабочий инструмент, от топора до гаечного ключа, в руках держать умел. Таких мужиков у нас в селе много. И до сих пор есть. В востребованности они. В почёте. Телевизор сломался – к Федьке: «Фёдор, как там его по батьке… Помоги». И поможет. Электроплита, стиральная машинка, утюг, часы, электробритва: «Фёдор Батькович, помоги». И поможет. Такса же за помощь одна… …Раз уж на одной лавочке сидим, в одну сторону глядим, разговор начинать – поддерживать надо: – Как жизнь-то, Наташа? Давно не виделись. Фёдор как себя чувствует? Вот, думаю, сейчас плач-вой-хныканье начнутся… Замучишься слёзы вытирать… Влип. – Как жизнь, говоришь?.. Веришь-не-веришь, в радости, в счастье живу. – ……………………? – Мне семнадцати не исполнилось, в Фёдора влюбилась. Да так влюбилась – на всю жизнь с остатком. За бесшабашность, за лихость, за лёгкость какую-то особенную влюбилась. Ещё бы – первый на деревне гармонист, плясун. И спеть мог, и на коне по селу, стоя в седле, ветром пролететь. В те времена у наших парней забава такая была. Всё мог. В работе устатку не знал. Первый косарь был. Первый тракторист. Во всём первый. Вот и влюбилась. Пальчиком поманил – замуж, как в песне поётся, по снегу босиком побежала. На то, что он первым и в кутежах, в пьянках был, внимания не обратила, не заметила. Не заметила и того, что Федя мой даже при мне на других девчат, на других женщин ласково посматривает. Свадьбу справили шумно, весело, с притопом, прихлопом, и пошла-покатилась наша жизнь тоже весело, для Феди моего весело – с тем же притопом-прихлопом. Что ни день – праздник. То у одного друга день рождения, то у другого, то у одного свадьба, то у другого… Через полгода спохватилась – гибнет мой суженый-ряженый, поперёк дороги встала. Собрался к своим дружкам-гулеванам, руки раскинула: – Не пущу! Толкнул. Упала. В больницу попала. Беременной была. Не родила. Врачи сказали: «Детей не будет». А мне, честно говоря, не до детей. Был бы Федя мой! …Жили-жили, – жизнь прожили… Чего я только ни испытала, какие боли-обиды ни перенесла. И чем ближе к старости, тем обиды обиднее. Упрёки за то, что я детей рожать не могла. Маты. Пощёчины. Согнуло меня, высушило. Раньше времени состарилась. …И вдруг эта самая беда с Федей приключилась. Ни ногой, ни рукой шевельнуть не может. Хочет словечко сказать, даже губы не шевелятся. В горле что-то побулькает и всё. В город в больницу возили. Отлежал. Никаких изменений… «Ну что ж, Наталья Иннокентьевна, – врачи сказали. – Если хотите, мы вашего мужа в Дом инвалидов оформим. Хотите – домой везите…» Это моего-то Федю в Дом инвалидов! И как у них языки не отсохли… …Ухаживаю. Как младенец он у меня, совсем беспомощный. Глазами чёрными, молодыми, пронзительными хлопает – на меня смотрит. И боль в них, и раскаяние, и любовь. Что хочу, то и вижу. Обмою его, накормлю, сяду рядышком с Федей, с моим Федей. Только моим. И такой спокойной, счастливой себя чувствую – не расскажешь, слов не найдёшь. Ну ладно, бывайте здоровы. Заболталась я. Надо в аптеку добираться. Мне позвонили, от пролежней какое-то хорошее втирание поступило… И пошла. Бодро. Уверенно. Как действительно счастливые люди ходят… С подлётом, как у нас говорят, пошла… | 