У родных, как у чужих

    Дядя тут же откликнулся и согласился взять меня и сестрёнку Иру к себе. Сейчас, осмысливая заново всё происходившее в ту зиму, я понимаю, что наш отъезд был спасением для всей нашей семьи: в доме совершенно ничего не оставалось съестного. Не могу себе представить, как уж они мои горемычные прожили эти злополучные два месяца до того дня, когда отелилась наша кормилица Манька.

    Дядя со своей семьёй проживали на самом краю посёлка старого мясокомбината. Наше появление не вызвало особой радости у дорогих наших родственников. Тётушка Тая сразу заявила, что самим жрать нечего и зачем он, то есть дядя Ваня, всё это придумал. Хатёнка была небольшая: сенцы с кладовкой, кухонька с плитой, небольшой столик, несколько табуреток. Комната была отделена от кухни дощатой перегородкой. В комнате по краям вдоль стен – две кровати, у стены напротив двери стоял большой стол, под которым тётушка сразу определила место моего постоянного ночлега. 

    Семья моего дяди состояла из пяти человек: дядя с тёткой и трое детей. Житие наше в Борзе было не очень, чтобы очень. Кормила нас тётушка отдельно – вначале принимали трапезу сами хозяева со своими детьми, потом было приглашение нам: диета была строго ограниченной. Иногда, прихватив кусок колбасы с полки в сенцах, я бежал в скотные дворы мясокомбината и проглатывал её с огромным аппетитом. Колбаса казалась мне необыкновенно вкусной. Но тётушка оказалась очень бдительной, и вскоре моё увлечение колбасой было раскрыто. От постоянного недоедания у меня в каждой складке белья водилось большое количество светлых, мне казалось, даже прозрачных насекомых. Но при этом должен отметить, что как бы ни было мне плохо, я благодарен своему дяде Ване, что забрал нас с сестрой и тем самым спас от неминуемой гибели.

    В начале июня приехал с Нового Дурулгуя мой дедушка Василий Алексеевич, посмотрел на своего тощего внука и тощую внучку, закатил хороший скандал дяде и вскоре на попутной машине, гружённой бочками с нефтебазы, мы добрались до Цасучея.

    

В тесноте, но не в обиде

    Лето 47-го выдалось сухим и жарким. В повседневных хлопотах и заботах не заметили как наступила осень. Мы с бабушкой вплотную занялись заготовкой топлива к зиме: небольшим топориком вырубали наиболее толстый ерник вместе с корнями. От такой работы у бабушки руки постоянно были в кровоподтёках и синяках.

    Благодаря небольшому огороду мы собрали осенью неплохой урожай капусты, брюквы, турнепса и картошки. За лето мама несколько раз скапливала сметану, изготавливала своё сливочное масло, стремилась, чтобы какие-то запасы скопились на зиму. В осиннике заготавливали мангыр, который мелко резали и сушили. Также собирали плоды шиповника и листочки диких яблонь. Затем их сушили и заваривали чай. 

    Весной 48-го я закончил четвёртый класс Буйлэсанской начальной школы. К началу нового учебного года мама отвезла меня в Цасучей, не зная, куда меня пристроить для дальнейшей учёбы в средней школе. Обошли с ней всех наших многочисленных родственников, но особого желания содержать такого «богатого» квартиранта среди родни не оказалось. Уже вечером зашли на квартиру моего дяди – Арсения Васильевича. Дядя, участник войны, вернулся в 43-м году с одной ногой. Вместо второй был деревянный протез. Вскоре он был приглашён на работу в райком партии, где занимал должность второго секретаря. Когда был арестован мой отец, то Хархоринские палачи добивались от него ложных показаний против своего брата (есть такие данные в деле отца). Вероятно, дядю постигла бы участь своего брата, но этим изуверам не удалось выбить из отца сведений против него. 

    Увидев нас с мамой, он сразу заявил: «Конечно, будешь жить у нас. Как говорится в тесноте, да не в обиде». Кроме меня на зиму у них квартировали Саша Старицын и Валентин Бялик с Буйлэсана: оба учились в седьмом классе. Все десять человек проживали в одной, сравнительно небольшой комнате. Кроме хозяев все спали на полу на войлочных потниках. Тётушка Тая не успевала варить на всю ораву картошку в мундирах, целыми днями не отходила от печки.

    Ввиду того, что я учился во вторую смену, а все остальные с утра, в мою обязанность входило ранним утром бежать занимать очередь за хлебом, который отпускался по карточкам. Хлеб был чёрный, клейкий, немного горчил. Давали его в одни руки с весу по два кирпичика, к которым добавлялось каждый раз несколько небольших кусочков. С огромным трудом выбравшись из магазина, я эти самые кусочки сразу же съедал. Магазин был небольшой, народу набивалось битком, давка была неимоверная. Бывало, задние, упершись ногами в стену, так сдавливали, что многие не выдерживали и выползали из очереди. Полагаю, что в то злополучное время была травмирована моя грудная клетка, так как я не мог свободно дышать морозным воздухом. Правда вскоре боли в груди бесследно исчезли.

    Пятый класс в этот год я не закончил. Процесс моего обучения был во многом схожим с условиями учёбы героя повести Валентина Распутина «Уроки французского». Пятый и седьмой классы мне довелось заканчивать в селе Новый Дурулгуй, где проживал мой дед Василий Алексеевич. Избёнка его была собрана на скорую руку из мелких бревёшек местными деревенскими плотниками. В зимнюю стужу тепло в нашей хате не держалось. Местами были такие щели, что можно было наблюдать, кто проходит или проезжает по дороге. Для отопления дрова приходилось покупать. За конную телегу сухих осиновых дров дедушка платил 25 рублей. По тому времени это были немалые деньги. Смастерив небольшие сани, мы вечерами отправлялись в ближнюю берёзовую рощу. Таким способом нам удавалось экономить сухие осиновые дрова. 

    После окончания седьмого класса я сказал деду, что хочу вернуться домой. Он расстроился и заявил мне, что «сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит». Однажды, встретив на улице бывшую жительницу нашей деревни Тренёву Нюру и узнав, что ей тоже нужно в Буйлэсан, мы решили идти пешком все 40 километров. Дошли за два дня.

    До призыва в армию два года трудился в колхозе разнорабочим. На службу пошёл с радостью: в народе жила молва, что в армии и накормят, и напоят, и спать уложат. Как подтверждение этому – мордатые дембеля, которые изредка появлялись в нашей деревне.

    Так закончилось моё голодное и холодное детство и юность. Начиналась новая, неведомая жизнь, которую я ожидал, как первую любовь, с душевным трепетом и волнением. 

    Владимир Маркелович Лиханов, ветеран труда