Главный врач объявил нам, что все мы здоровы и зачитал названия детских домов и их адреса, в которые нас повезут: мальчиков – в один, а Наташу – в другой, отдельно, в то время так было принято.

    Вот тут и началось… Первой заревела Наташа: «Я без ребят никуда не поеду!», а за Наташей заревели и мы все трое, в голос: «Без Наташи никуда не поедем!» Капитан и главврач еле выдержали наш дружный рёв. Было нам тогда: Наташе – 11, Грише – 9, Гоше – 7, мне – 5 лет. Мы с ранних лет привыкли к сестре и часто звали её не по имени, а няней, и она также привыкла к нам, ухаживала за нами и постоянно шефствовала над нами. Мама недолго терпела наш рёв – собрала в охапку всех четверых, обняла руками, притянула к себе, немного успокоила, и, обращаясь к начальству, сказала: «Товарищи дорогие, большое Вам спасибо за заботу обо мне и моих детях, но прошу вас извинить меня за Ваши хлопоты, детей я никуда не отдам, пусть у меня дома им иногда будет, может, холодно и голодно, но я согрею их теплом своего сердца и накормлю, чем смогу, а без них я не смогу жить, иначе разорвётся моё сердце!»

    Она скомандовала нам садиться в сани к дяде Мише, что мы восприняли с радостным криком: «Ура, мама нас оставляет дома!» И побежали во двор поликлиники, где нас ожидал дядя Миша с лошадкой и санями. В кабинете мама пробыла совсем недолго, стараясь объяснить главврачу и капитану, чтобы её правильно поняли, и вскоре пришла к нам.

    Опять мы долго ехали под тулупами домой, приехали поздно вечером, на этот раз замёрзли не так сильно как утром – нас согревала радость от того, что мы едем с нашей мамой домой.

    И вот что я хочу сказать ещё: эти её слова, поистине слова матери-героини, о «тепле своего сердца» врезались мне, пятилетнему ребёнку, в память на всю жизнь, и сейчас, будучи уже в приличном возрасте, я нередко вспоминаю их и зачастую со слезами на глазах. Мама же была действительно Мать-героиня, они с отцом прожили вместе около двадцати лет, родили 9 детей, двое ещё маленькими умерли от детских болезней, а остальные семь выросли. У мамы была медаль «Мать-Героиня» от имени правительства СССР.

    Вот так мама оставила нас дома, за что мы были благодарны ей всю жизнь, как в детстве, так и став взрослыми, не раз мы выражали свою благодарность словами, идущими от самого сердца. 

    

Засушливые годы

    Наступил 1946 год. Это был очень тяжёлый год, как и последующий 1947 год. Оба засушливые и неурожайные. Летом совсем не было дождя, зимой не было снега. Картошка не уродилась, хлеб в колхозе тоже не рос. В колхозе выдавали коммерческий печёный хлеб: на иждивенцев примерно 300 граммов на сутки (это три небольших кусочка на день), а работающим 400 граммов на сутки. Мама получала этот хлеб по карточке на неделю, приносила его домой в сумке и замыкала в ящике, а ключ от замка прятала так, чтобы мы не видели, иначе, полуголодные, мы могли найти его и, не вытерпев, съесть. Но этого не случилось ни разу за два года засухи. Утром мама выдаст нам всем по кусочку, и накажет Наташе, чтобы и она в обед выдала по кусочку, а сама уйдёт на работу на весь день. Картошка осенью тоже была под замком: накапывали в засуху её очень мало, а нужно было сохранить семена на весну, замок на люке подполья был всю зиму до следующей весенней посадки. Да и семена-то были с голубиное яйцо, и их необходимо было сохранить во что бы то ни стало.

    Вот так мы пережили и засушливые годы. Постепенно у мамы подрастали старшие дети, становились уже серьёзными помощниками. Сестра Катя рано пошла работать, будучи ещё молоденькой девушкой. Брат Тимофей, чтобы скорее стать взрослым, прибавил себе один год, но его призвали в Армию в восемнадцать лет, он проучился полгода в ШМАС (школа младших авиационных специалистов) на ст. Домна, и потом служил 9 лет в авиации на аэродроме механиком по самолётам. На войну он ни на западе, ни на востоке не попал, а тоже рвался ещё подростком. Затем пошёл работать второй старший брат Александр, он окончил курсы трактористов. Оба хорошо помогали маме. А мы, младшие дети, учились в семилетней школе, которая была рядом с нашим домом.

    Хочу отметить, что наша мама воспитывала нас морально, она никогда физически не наказывала нас за шалости ни ремнём, ни рукой, ни прутиком, а мы, как и все дети, иногда и шалили, и немного хулиганили. Когда мама, приходя с работы усталая вечером, узнавала о наших «подвигах», она садилась на стул и плакала, приговаривая: «Что же мне с вами делать-то?» Мы чувствовали себя виноватыми, просили у неё прощения, обещали, что больше не будем хулиганить. Конечно, это было не так часто, но иногда всё-таки случалось. И ни разу мы не слышали от неё упрёков, что она сожалеет, что не отдала нас в детский дом. Она никогда не думала об этом и не напоминала нам.

    

Мудрость и сила 

    Благодаря её героическому труду и помощи государства (на несовершеннолетних детей давали небольшие пособия в денежном выражении) мы все окончили семилетнюю школу в селе Нижний Стан. Я же при помощи брата Тимофея окончил среднюю школу, а затем, поработав три года на производстве, поступил в техникум, учиться в котором мне помогала сестра Наташа, а также братья, и я сам в выходные студентом подрабатывал на разных работах то грузчиком, то землекопом и т.д.

    После окончания техникума в 1964 году я жил с мамой в нашем доме, работал электриком в руднике Дарасунском, затем участвовал в монтаже Драги 166, после работал электриком и драгером на этой драге до ноября 1971 года. Жили мы вдвоём с мамой: братья постепенно заводили свои семьи и, женатые строили свои дома и отходили от нашей семьи.

    И вот в длинные зимние вечера мы беседовали с мамой о жизни, о своих родных и близких нам людях. Я много расспрашивал её об отце, каким он был, как они жили с ним. Однажды я задал ей такой вопрос, извинившись сначала за нескромность: «Любила ли она его?» На что мама мне ответила: «Сынок, знай, что дети рождаются в любви!» «Да его и невозможно было не любить», – добавила она.

    В другой вечер я задал ей ещё вопрос: «Как могла она любить нас всех, ведь нас так много?» Она ответила мне так: «Вас много, даже пальцев на одной руке не хватает вас сосчитать, но вот возьми и поцарапай любой палец на руке – будет больно. Вот так и мне больно в сердце, когда у кого-нибудь из вас случается какая-то беда». Вечерами часто мы с ней слушали известия по радио, любили слушать передачу «Театр у микрофона».

    Мама наша была сильным человеком, как говорил райвоенкому отец: действительно, поднять такую семью в годы долгой войны было бы не под силу любой женщине. Но иногда и она очень уставала и говорила: «Упала бы, да пропала», что созвучно со словами деда Фишки, героя романа Маркова «Строговы», который говорил: «Умру и ногой дрыгну!», и действительно умер на ходу по пути на заимку, крепко зажав в руке найденный в тайге самородок золота. Для нашей же мамы «самородками» были сначала маленькие дети, которых она вырастила и воспитала достойными людьми. 

    И она действительно упала и умерла на ходу: хотела выйти на улицу, пошла к вешалке, потянулась за платком и молча упала (закрылся клапан сердца) и всё… Жила очень трудно, а умерла удивительно легко. Я был рядом в другой комнате. А на улице был солнечный тёплый майский день 1971 года.

    Я горжусь, что у меня были такие родители. Отец, который не пощадил себя: он прекрасно понимал, что может погибнуть в такой ужасной войне и мог бы пережить её на броне, но ему не позволила это сделать совесть. И мама моя, испытывая неимоверные трудности, работая не покладая рук, вырастившая нас. Пусть будет им вечная память…

    Возможно, кое у кого возникнет недоумённый вопрос? Для чего я всё это пишу о своей семье? Мне же хочется на примере страданий моей семьи показать какие неимоверные тяготы и страдания принесла прошлая Великая Отечественная война и предостеречь людей от новой и сказать всем-всем: «Люди, берегите Мир!»

    Николай Иванович Симонов