Капюры

    

    Это произошло в середине прошлой зимы. Пришлось мне однажды на такси добираться в райцентр. Подъехала машина, и водитель, учтиво улыбаясь, открыл мне заднюю дверь. Я заглянула в салон и увидела там трёх незнакомых женщин. Полная добродушная дама сидела впереди, а на заднем сиденье – молодая девушка и сухощавая старушка. Я попросила их потесниться. Бабушка быстро подвинулась, сохраняя маску строгости на лице, и я присела рядом… Дверь захлопнулась, и автомобиль тронулся.

    В тёплом салоне я быстренько согрелась и решила сразу же приготовить деньги для оплаты за проезд.

    – У меня только пятидесятирублёвая купюра. У вас сдача будет?

    – Будет, будет, – ответил шофёр, а женщина на переднем сиденье вдруг неожиданно разразилась смехом и обратилась к старушке:

    – Тётя Поля, расскажи про купюры.

    – Капюры-капюры… Сколько про них можно рассказывать? – и старушка с лёгким негодованием поправила завязанный под острым подбородком тёмно-зелёный шерстяной платок.

    – Ну, расскажи, – упрашивала женщина, улыбаясь.

    – Ладно, – и баба Поля поведала нам свою историю.

    – Дело было так же, как и сейчас, зимой. Живу я одна в старенькой избушке на окраине села. Ко мне летом-то редко кто заходит, а уж в холодное время года – тем более. Сверстницы многие померли, всё-таки девятый десяток пошёл. А кто живой, ноги болят зимой по сугробам-то в гости ходить, а таких, как Никифоровна, и глаза б мои её не видели, и уши б мои не слышали её поганых сплетен. Дом зятя с дочкой через пять дворов от моего. Вот они-то прибегают ко мне уголь принести, дрова, снег у крылечка почистить.

    Сижу я как-то у окошка, поглядываю, как на ветке рябины синичка скачет. Озорная такая, шустрая. А кот мой, Барсик, так тот, окаянный, под деревом караулит, как бы её, желтогрудую, сцапать. Смотрю: машина подъезжает, такая же, как твоя, сынок, только синяя. Разворачивается и останавливается. Выходит из неё женщина – представительная, красивая, нарядная, лет сорока. Пальто на ней с огромным воротником до самого пояса и шапка на голове песцовая. К калитке направляется. Она у меня слабенькая, ветхая, того и гляди, рассыплется, а зятю всё некогда подремонтировать. Замешкалась она, открывая её, а затем справилась и затопала по крылечку. Я пустилась в сени и спрашиваю:

    – Кто там?

    – Откройте, пожалуйста, я из райсобеса, – вежливо ответила женщина.

    Я отворила дверь и спросила:

    – А чего тебе, дочка, надобно?

    – Бабушка, скоро денежная реформа. Деньги меняться будут. Мы переписываем номера с крупных купюр у пожилых людей, если они у них есть, чтобы вам, стареньким, с больными ножками и давлением, потом в назначенный день в сберкассу не ездить, в очереди не стоять. Обратитесь не вовремя, опоздаете – денежки и пропадут.

    Я испугалась. Как же?! Ведь когда Горбачёв-то был у власти, у дочки аж пять тысяч пропало теми, советскими, деньгами. Зять, бедный, так переживал за честно заработанные сбережения, что в больницу попал с сердечным приступом. Жалко его, ведь он у меня хороший: хозяйственный, не пьёт. Мы за ним, как за стеной кремлёвской. Что с ним-то будет?

    И я засуетилась, в глазах аж потемнело, да как закричу:

    – Есть, есть у меня капюры! Заходи, милая. Да какие вы молодцы, что о нас, старых, беспокоитесь.

    – Как же не беспокоиться, всё для вас, – и женщина мило улыбнулась и переступила порог.

    Я проводила гостью в дом, усадила за стол. Она достала ручку и блокнот.

    – Есть у меня, дочка, крупные капюры в смертёльнем узлу. На случай берегу. Часть от пенсии на пропитание и на похороны откладываю, а остальное детям отдаю. Много ли бабке старой надо.

    Я нашла ключик от шифоньера и открыла им дверцу. Достала из угла смертёльний узел, положила на стол, а сама присела на табурет. Развязываю его и рассказываю:

    – Вот на это меня класть будут в гроб. Вот этим атласным покрывалом укрывать будут. А вот эту тюль мне сестра из Москвы привезла, когда живая была, царствие ей небесное.

    Я достала комнатные тапки, в которых и лежали деньги. Выложила сбережения на стол и тут, как на грех, один из них упал на пол. Я наклонилась за ним и услышала, как у гостьи в кармане телефон сотовый тренькнул. Тапок-то достала, голову подняла, а женщина почему-то быстренько вскочила с места, взяла сумочку и направилась к выходу. Я спрашиваю:

    – Ты куда, детка, переписала уже всё, что ли?

    – Да, переписала, бабушка. До свидания. Мне ещё многих посетить нужно сегодня. Боюсь не успеть, время поджимает, – и, хлопнув дверью, поспешно удалилась.

    Я услыхала, как завизжали, скользя по обледеневшей дороге, колёса отъезжающей машины. Встала, чтобы дверь закрыть, и встретила в коридоре зятя.

    – Что это за особа, с которой я у калитки столкнулся? – строго спросил он.

    Облегчённо вздохнув, я всё ему рассказала. Но когда мы возвратились в комнату и подошли к столу, то от моей радости не осталось и следа. Взяв в руки деньги, я с ужасом обнаружила, что от восьми капюр остались только три. А остальные, наверно, в райсобес уехали с этой лисой Алисой.

    От дочки с зятем я получила такую взбучку, что на всю жизнь теперь хватит. Но с тех пор дверь незнакомым людям не открываю. Кто знает, кому ещё захочется поживиться за счёт старого беззащитного человека.