– Хоть и силы у меня уже не те, а я ещё сам хлопочу по дому, – рассказывает о своей жизни он. – Только одиночество давит – что может быть тяжелее? Жена умерла, я овдовел. Всю жизнь работал на лесозаготовках, сначала наше предприятие называлось Читинский леспромхоз, а потом переименовали в Оленгуйский лесхоз. Такая тяжёлая работа была: и лес валили, и брёвна поднимали… А всё же одиночество тяжелее, чем та работа.

    

    – А дети?

    – Здесь, в Сыпчегуре, сын Михаил живёт с семьёй. Вместе с женой каждый день приходят, помогают. Весной рассаду мне молодуха садит (я так люблю огородничать!). Второй сын часто навещает – он на станции Новой живёт. Вот сегодня его как раз в гости и жду. Есть у меня ещё дочь. Дети народили мне внуков и правнуков. Они у меня очень хорошие, заботятся обо мне. Только вот по-стариковски с ними не посидишь, много у них своих забот-хлопот. 

    Семён Фёдорович наливает кружку горячего чая, садится за стол напротив меня, жилистой рукой, исчерченной мелкими морщинами подпирает голову. Взгляд у него открытый и живой. Отодвинув кружку в сторону, продолжает:

    – Родился я до войны, в 1931 году. Помню, родители работали много. Наша семья жила в деревне Затунга, она в 15 километрах отсюда находилась. Сейчас её уж прежней нет. С 17 лет я поехал работать в Сыпчегур, меня взяли в леспромхоз. Тогда нас распределяли по рабочим местам в разные сёла – Оленгуй, Ленинск и Сыпчегур. Всего было пять лесозаготовительных участков. Поначалу я на коне работал – зимой на санях, летом на телеге возил брёвна в кучу, чтобы легче их было потом грузить на машину. Старики – мои мать и отец, так и остались навсегда в родной деревне доживать свой век. 

    

    – Сегодня сложно представить, что когда-то в этих местах лес по Оленгую сплавляли… 

    – Да, времена те прошли, – улыбаясь, отвечает Семён Фёдорович. – Леспромхоз сплавлял по реке лес до станции Новая, там было самоуправление нашего предприятия.

    Мы на плотах отправляли его вниз по течению. Бывали нередко заторы, брёвна на брёвна наскакивали, а порой вертикально вставали... Тогда мы на деревянных лодках плывём и устраняем такие скопления. У каждой бригады был свой шестикилометровый участок на реке. Ещё помню я хорошо, как впервые нам бензопилы привезли, труд стал механизированный. Мы с товарищами охотно учились с помощью их валить лес.

    

    – Опасное это дело – лес валить?

    – Лесная промышленность – это всегда опасно. И меня как-то лесиной придавило. Я тогда, задыхаясь, звал товарищей на помощь – вальщик-сучкоруб с помощником работали в двух-трёх сотнях метров от меня. Услышали, прибежали на помощь, потихоньку распилили дерево на части и освободили меня. Потом доставили в Оленгуйскую участковую больницу. Там хороший врач был, осмотрел и отправил в город. Переломов не было, только ушибы и опухоли – повезло мне тогда…

    Семён Фёдорович указывает на настенный портрет молодого мужчины в военной форме и поясняет: 

    – Это вот мой сын! Я тоже служил… в городе Свободном. После армии месяц отдохнул и снова пошёл работать в леспромхоз.

    

    – А после тяжёлых рабочих дней как вы в те годы отдыхали?

    – Любил я в клуб на танцы ходить. Иного развлечения не было. У нас в Сыпчегуре один молодой парень жил, вот не помню, как его зовут. Но так он играл вальсы на гармони, а ещё и под гитару пел, и на балалайке тоже хорошо играл. У нас клуб был просторный, по вечерам мы по очереди крутили ручку патефона и слушали музыку. Но как заиграет этот славный музыкант – у меня душа и замирала. 

    

    – Всю свою трудовую жизнь Вы посвятили развитию родного леспромхоза. И никогда себе иной судьбы не желали?

    – Сложно сказать. Иную судьбу просто не знаю, да и не искал. Зачем?

    Пауза. Думаю: зачем спросила? Оленгуйский лесхоз – некогда существовавшее богатое предприятие. Столько разных судеб связано с ним. Люди старшего поколения самозабвенно трудились на благо Родины. А если думали бы о месте потеплее да о куске послаще, тогда не поднялись бы с колен после войны, не отстроили бы из руин страну. 

    – Я когда лесины под сруб выбирал, то думал: вот это дерево помоложе, пусть себе живёт, - продолжает рассказывать, прервав затянувшееся молчание и искренне улыбаясь, Семён Фёдорович. – Лес – кормилец наш, богатство наше. И сегодня его в наших местах добывают частники. Однако деревья бездумно губить нельзя.

    

    – А что ещё особенно памятного в ваших краях было раньше?

    – Ракеты. Здесь ведь неподалёку военные точки стояли. А потом их стали расформировывать. В каком году – точно не скажу. Как-то едем на лесозаготовительный участок в сторону Оленгуя, и такое зрелище перед нами: неподалёку от дороги длинные-длинные машины, железные полотна у них подняты вверх, а на полотнах ракеты. Нас остановили военные, документы проверили, кабину водителя осмотрели. 

    Вот такие порядки были. И днём, и ночью везли вооружения из этих мест. И всё тогда строго было очень.

    

    Прощаемся. Семён Фёдорович под заливистый лай дворовых собак провожает меня до ворот. Выпавшая ночью порошка за оградой аккуратно подметена. Зимой он на короткое время выходит на улицу. А вот летом Семёна Фёдоровича можно часто увидеть, гуляющего вдоль берега Оленгуя. Встанет он у реки и смотрит вдаль. А там – аквамариновые сопки, на том берегу – густые заросли кустов, а на этом – под ногами пёстрый ковёр из цветов. И воздух от реки, несмотря на жару, напоён влагой, пронизан духмяным запахом целебных трав. Ах, какое прекрасное лето бывает в этих местах! И зимой тоже хорошо на душе от тёплой печки, душегрейки на плечах, от скрипучего в изумрудной тишине чистого снега на дворе. Разве не счастливая судьба – прожить в таком живописном затерянном уголке, в стороне от больших дорог и шумных городов, воспитать благодарных детей, заслужить уважение земляков…

    Анна Матвеева