Terra incognita

Лаксман Эрик Густавович – русский академик, много путешествовавший по России. С первым периодом его жизни мы знакомили читателей «Земли» в предыдущем номере газеты.

Важнейшим событием в судьбе Лаксмана стало избрание его в действительные члены Петербургской академии наук, назначение в его ведение химической лаборатории (перед этим той же лабораторией заведовал Ломоносов). Материальное положение Лаксмана упрочилось, но с мечтами о путешествиях пришлось расстаться на много лет. Лаксман переключился на совершенствование открытого им способа получения поваренной соли из рассолов сибирских озер путем вымораживания, способов получения миндального масла, на изучение технологии приготовления водки из молока. Много внимания Лаксман уделял усовершенствованию качества стекла (стекло упорно рассыпалось на воздухе).
Подготовка кадров химиков лежала тоже на Лаксмане. Он вел занятия по химии в Академической гимназии, в академическом университете, в кадетском корпусе, в Институте благородных девиц. Ученики, считал ученый, должны делать опыты своими руками.
Возглавлявший с 1775 года академию наук энергичный, но бездарный академик Домашнев поначалу опирался на Лаксмана и ему подобных людей, имевших на все свое мнение. Домашнев все чаще заваливал химическую лабораторию мелкими, но невыполнимыми заданиями. Например, надо было получить уксусный алкоголь и изготовить термометр. Отказ Лаксмана выполнить эти поручения привели президента академии в бешенство. Управы на мстительного, злопамятного начальника у ученых академии не было, и Лаксман решил оставить Академию наук. В 1780 году Сенат своим указом исключил – не без стараний Домашнева – Лаксмана из членов Академии и определил его в должности помощника главного командира Нерчинских заводов.
Лаксман прибыл со своим многодетным семейством в наши края в 1781 году. К этому времени добыча серебра на Нерчинских заводах медленно, но неуклонно падала. Смены начальников заводов, или «главных командиров», дело не спасали.
Лаксман, как ученый-минералог и химик, видел свою задачу не в административной деятельности, а в глубоком познании геологической истории, петрографии, минералогии, горного дела. Иначе смотрел на его обязанности начальник горных заводов Бекельман, недавно принявший дела.
Многочисленные разъезды Лаксмана по юго-восточному Забайкалью дали ему столько материала по геологии, что он составил геологическую карту большой территории Даурии. В связи с этим он сообщал академику Г.Ф. Миллеру о нанесенной ему обиде: «Я изготовил очень полную карту здешних областей и думал, что буду иметь удовольствие послать ее Вам, но как только об этом узнали, ее отдали молодому англичанину Бентаму, который странствует, чтобы разогнать ипохондрию». Как видим, ни о какой защите авторских прав в то далекое время еще не было речи.
А между тем падение производства на Нерчинских заводах продолжалось, и, очевидно, как можно судить по письмам Лаксмана, начальник заводов возлагал вину за это на своего помощника. «Офицеры (горные служащие – Ю.Р.) вынуждены унижаться, так как их счастье всецело зависит от одного в высшей степени глупого и мерзкого человека», - делился своими мыслями с Миллером Лаксман в 1781 году. В следующем году Бекельман добивается увольнения неудобного ему помощника, и тот переезжает в Чиндант-Турук – местечко при Борзинском Соль-озере. Здесь примерно с год он перебивается с хлеба на воду, а еще ведь надо содержать семью. Наконец, бывшему академику находят место начальника полиции в Нерчинске (!).
Изменения в судьбе Лаксмана начались с событий в Петербурге. Там академики отказались подчиняться самодуру Домашневу, и место директора в Академии заняла княгиня Дашкова. Это произошло в 1783 году.
Три особенности Дашковой сыграли большую роль в судьбе Лаксмана: она была умна, поощряла ученых и увлекалась минералогией, благодаря Дашковой Лаксман получает должность «минералогического путешественника» при императорском кабинете. Обвинения в должностных проступках в него снимают и восстанавливают в звании академика.
В 1784 году начался иркутский период жизни Лаксмана. Этот период был почти всецело посвящен Байкалу, изучению его берегов. Здесь на Ангаре близ Иркутска у Лаксмана в общей собственности с купцом Барановым работал стекольный завод, у байкальского залива Култук близ нынешней Слюдянки шла добыча поделочного камня, называемого ляпись-лазурью, или лазоревым камнем (у минералогов – это лазурит). Лаксман организует доставку лазурита в Петербурге, где его используют для отделки дворцов. Лаксману никогда не сиделось на месте, и ему захотелось своими глазами посмотреть Туркинские горячие воды, чтобы понять, каково их происхождение. Расположены эти воды близ устья Турки, впадающей в Байкал с востока, и были очень труднодоступными. Оказалось, что Туркинские воды - это целая цепочка источников, расположенных в глубокой долине.
Неугомонность Лаксмана поразительна. Благодаря ей наука о Земле обогащается все новыми и новыми достоверными фактами.
На Ононе для Лаксмана были пойманы редкие копытные животные джигитай, или чикичей. Лаксман сумел организовать доставку этих животных в Иркутск, где проводил за ними наблюдения. У него было намерение перегнать джигитаев даже в Петербург, то есть в Европу, где этих животных никогда не видели.
В 1786 году Лаксман наблюдал прохождение Меркурия возле Солнца. «Наблюдение проводилось через толстую пластинку зеленой слюды, и планета была видна довольно ясно», - сообщил он в Академии наук.
В Слюдянке Лаксман обнаруживает большие массы зеленой и коричневой слюды – флогопита. Там же встречает минерал, получивший позднее название байкалит.
1788 год ознаменовался экспедицией для обследования Нижнеудинской пещеры, славящейся своими сталактитами. «Целых 24 часа я занимался измерением и описанием ее да собиранием сталактитов», - писал Лаксман об этой поездке.
Отдельная экспедиция была снаряжена на реку Вилюй, впадающую слева в Лену. В бассейне реки Кемпендяй, являющейся правым притоком Вилюя, люди издавна знали месторождение каменной соли. Лаксмана поразил размер соляной горы – 160 метров.
Итак, экспедиция за экспедицией, год за годом. Как в калейдоскопе, картины природы сменяли одна другую. Для Лаксмана, говорил о нем Паллас, окружающий мир был настоящей terra incognita.
В этом многообразии картин минеральной кладовой Сибири Лаксман сумел увидеть эволюцию, то есть эволюцию минералов. Он помнил заветы своего предшественника по химической лаборатории, а так же по собиранию коллекции минералов – Ломоносова. Я бы сказал: эти заветы напоминали, что минералы не родятся из ничего: у каждого минерала есть предшественник; предшественника надо искать в материнской породе, окружающей минерал; коллекции минералов надо собирать вместе с породой.