Мой отец, Алексей Степанович Марков, родился 20 февраля 1923 года в селе Клин Алек-Заводского района. Он был третьим сыном в казачьей семье Степана Степановича и Маланьи Трофимовны Марковых.

    

Дед

    Мой дед, то есть Степан Степанович, был казаком 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. В то время казаков призывали на службу в возрасте 21 года. Когда призвали деда, он был уже женат, растил дочь Марфу, которая родилась в 1911 году. К сожалению, через три года его супруга умерла. Деда на похороны жены не отпустили – приехал нарочный с письмом под печатью от атамана и с известием, что началась война с германцем, то есть 1-я Мировая. Стояли наши казаки тогда на станции Даурия. Их отправили на фронт, и дед ушёл воевать молодым вдовцом.

    Когда произошла революция, казаки были на Украине. Там дед познакомился с моей бабушкой. Они обвенчались, и, спросив разрешения у родителей молодой жены, уехали в Забайкалье. Гражданская война, разруха в стране, а им, молодым, всё было нипочём. Моя бабушка приехала в далёкий край не одна – казак Онон-Борзинской станицы Герасим Уваровский тоже привёз жену Акулину с Украины.

    Мой дед умер молодым, в 1928 году, оставив бабушку с тремя малолетними детьми. Иннокентию было девять лет, Георгию – семь, а моему отцу, Алексею, – пять.

    

Дядя Гоша

    После окончания семилетней школы отец пошёл работать в колхоз имени Якимова – так до Отечественной войны называлось хозяйство в селе Клин. Работал учётчиком в полеводческой бригаде, затем заведовал клубом. Войну встретил дома, тогда, как его братья были уже в армии. Иннокентия призвали в 1939, в возрасте 20 лет, хотя до войны призывали в 19-летнем возрасте. Просто он до службы учился в городе Тулун Иркутской области на комбайнёра, успел и поработать. В 1940 году был призван Георгий. Он попал в танковые войска, служил механиком-водителем Т-34, войну встретил под Перемышлем в Западной Украине, на реке Буг.

    После дядя Гоша вспоминал, как началась война: «В субботу, 21 июня, мы пошли постираться на Буг. На противоположном берегу – немецкие солдаты. Смеялись, рукой на нас показывали. Вечером, после отбоя, нас поднял по тревоге командир танкового батальона капитан Шибайло, украинец. Именно благодаря ему, как понимаю сейчас, мы остались живы.

    В 3.30 утра по нашему палаточному лагерю был нанесён артиллерийский удар, от палаток остались одни лохмотья. Дневальные и охрана лагеря погибли в первые минуты войны. А мы, основные экипажи, уцелели – танки были замаскированы в лесу. Команда: «Тревога! По машинам!» И началась мясорубка. С боями отходили в сторону Киева».

    В одном из боёв танк Георгия был подбит, а сам он получил тяжёлое ранение. Сослуживцы вывезли его в тыл. После лечения дядя был отправлен на поправку домой. В родной Онон-Борзе он женился на Прасковье Владимировне Раздобреевой, родилась дочь Галина. В 1944 году Георгия вновь направили на фронт. Несколько боёв, и он опять был ранен. После этого ранения его комиссовали окончательно. Вернулся в Забайкалье, пошёл работать. Вырастили с женой пятерых детей. Дядя Георгий умер в 1967 году, в возрасте 46 лет – сказались ранения и нервное напряжение.

    Старший из братьев, Иннокентий, срочную службу проходил в Средней Азии, в городе Чирчик Узбекской АССР. В июле 1941 года его дивизия была переброшена под Смоленск, где в августе-сентябре участвовала в Смоленском сражении. «Бои были жестокие, кровопролитные, – рассказывал фронтовик. – Более месяца мы сражались под Смоленском, потерпели поражение. Наши армии были разбиты и окружены. Мы 18 суток выходили из окружения. Питались чем попало, но вышли к своим, и вынесли Знамя дивизии! Далее – отдых, переформирование и снова – в бой. Теперь под Тулой, на Косой Горе. Заняли оборону и стояли насмерть октябрь-ноябрь 1941 года. Немец выдохся, но прорваться к Туле не смог, и 5-6 декабря мы перешли в наступление. За этот подвиг дивизия получила гвардейское Знамя № 12 и стала называться 12-й гвардейской стрелковой дивизией».

    

Отец

    У моего отца была феноменальная память, он помнил все даты, названия населённых пунктов и фамилии.

    – В сентябре 1941 года нас с другом Иваном Михайловичем Марковым, отец которого погиб на Халхин-Голе в 1939 году, вызвали в райком комсомола, – вспоминал отец. – Там собралось человек 30 молодых парней со всего района. Первый секретарь райкома Решетников провёл с нами беседу и предложил написать заявления о добровольном призыве на фронт, дал образец. Мы дружно написали заявления, передали Решетникову. Он сказал: «Ждите повестки», и мы поехали домой.

    Дома мать спрашивает, зачем вызывали, а я говорю: «На семинар». Боялся признаться ей, что добровольно на фронт попросился, – мать крутого нрава была, могла и затрещину дать, несмотря на то, что мне уже шёл 19-й год. Через несколько дней пришли повестки. Мать собрала ужин, позвала соседей.

    Провожая, она плакала, говорила: «Ещё и 1922-й год не всех призвали, а у меня забирают последнего, двое уже воюют!» Тогда нас с села призвали пять человек – меня, Ивана-друга, Иннокентия Макарова, Степана Захаровича Березина, Фёдора Фёдоровича Паздникова. Последние двое уже были взрослые мужики, семейные. Иннокентия Макарова и Фёдора Фёдоровича Паздникова убили на фронте. Березин выжил.

    А тогда, в 1941-м, привезли нас в Читу, разделили по разным частям. Мы с Иваном попали на читинские радиокурсы, так как имели семилетнее образование. Три месяца изучали радиодело и телефонную связь. Особенно нажимали на приём-передачу «азбукой Морзе». Потом сдали экзамены. Тех, кто освоил минимум на ключе, зачисляли в одну роту, кто не освоил – в другую. Кто не сдал экзамены, тем катушку телефонную на плечи, трубку за ремень, и – в пехоту. Я, Иван Марков, Павел Зиновьевич Комин и другие сдавшие экзамены, были направлены в Горький (ныне Нижний Новгород), в школу радиотелеграфистов. И мы четыре месяца проучились там.

    В мае 1942 года были переведены в Москву, в резерв ГУСКА (главное управление связи Красной Армии). Выдали нам удостоверения радиотелеграфистов 3-го класса, некоторым присвоили воинское звание младшего сержанта, в том числе и мне. Значился я начальником радиостанции с двумя радистами в подчинении. Разместили нас в одной из школ Москвы. Сидим, ждём. Через несколько дней капитан какой-то подошёл, спрашивает: «Вы радисты?» «Так точно», – отвечаем. «С какой школы? Горьковской! О, Горьковская школа радиоспециалистов славится», – сказал капитан, переписал наши фамилии (шесть человек) и ушёл в штаб. А через некоторое время вызывают и нас. Построили, и капитан Степаненко объявил: «Мы формируем батарею управления штаба артиллерии 9-го гвардейского стрелкового корпуса. Я вас забираю с собой». Так я попал на фронт 6 июня 1942 года. 9-й корпус находился в составе 61-й армии. Располагался в районе городов Сухиничи и Белёв, западнее Калуги. Стояли в обороне…

    …В конце 1942 и начале 1943 годов, когда основные события войны происходили в Сталинграде, а мы стояли в обороне под Тулой, захожу в блиндаж к девушкам-связисткам. Они перебирают почту. Взял один треугольник и вздрогнул: мне письмо! Достал из кармана предыдущее, сверил номер полевой почты – всё сходится! Только адресовано-то оно брату, Иннокентию! Спрашиваю: «Откуда письма»? Отвечают: «Из 12-й стрелковой дивизии, которая находится впереди нас».

    Я пришёл в свой блиндаж и написал письмо Иннокентию, просил писать подробно, где воюет. Через некоторое время получаю ответ брата: «12-я гвардейская стрелковая дивизия, 32-й гвардейский стрелковый взвод химзащиты». Я с этим письмом рванул к командиру батареи старшему лейтенанту Пиевскому (Степаненко тогда ушёл на повышение, стал командиром отдельного батальона связи при штабе 9-го гвардейского корпуса). Пиевский взял письмо, посмотрел, говорит: «Увольнительную дать не могу, идёт война. На передовую тебя пропустят, а обратно не пройдёшь – или в штрафбат отправят, или расстреляют на месте, как дезертира. Никакая моя бумажка тебе не поможет. Зайди завтра, я что-нибудь придумаю, брат – дело святое, надо повидаться».

    Назавтра захожу к Пиевскому, он подаёт командировочное удостоверение и говорит: «Вот тебе, гвардии младший сержант, удостоверение. Направляетесь в 12-ю гвардейскую стрелковую дивизию для проверки и установки связи. Получи лыжи и возьми у связистов телефонную катушку и трубку».

    Я хорошо ходил на лыжах. Получил трёхдневный сухпаёк, выпросил у старшины фляжку водки, прихватил катушку и трубку и отправился на передовую, к брату. Нашёл его 32-й полк, спрашиваю, где взвод химзащиты? Выходят два солдата: «Кто брата ищет?» У меня сердце захолодело – неужели ошибся? Вводят в блиндаж, смотрю – Кеша сидит! Обнялись, сели ужинать, разговоров – целая тьма!

    Ночевал я у них две ночи. Вместе написали матери письмо, которое я взял с собой, чтобы отправить побыстрей, и отправился в свою часть. Меня сразу остановил заградотряд НКВД: «Кто такой, откуда»? Отвечаю: «Связист штаба артиллерии корпуса, иду по связи». Проверили документы и отпустили. Так я с братом на фронте встретился! А воевали мы с ним до конца войны в одном корпусе, одной армии. И оба живы остались!

    В марте 1943-го наш Калининский фронт перешёл в наступление. Двинулись в сторону Орла, встали в оборону. 6 июля началась знаменитая битва на Орловско-Курской Дуге, где мы принимали непосредственное участие. Измотав немцев в оборонительных боях, перешли в контрнаступление. Наша 61-я армия освобождала Орёл. После мы вышли к Днепру и одними из первых форсировали его. Фронт вновь встал в оборону, так как понёс большие потери.

    Калининский фронт был переименован в 1-й Белорусский, командующим стал генерал армии К. Рокоссовский. Звание маршала он получил за освобождение Белоруссии.

    В июне 1944 года началась Белорусская наступательная операция, в которой мы принимали участие. Освобождали города Калининкович, Мозырь, Пинск, Кобрин, в августе освободили Брест, за что корпус стал называться 9-м гвардейским Брестовским краснознамённым ордена Суворова стрелковым корпусом 61-й армии. Затем была Висло-Одерская наступательная операция.

    В начале января 1945 года мы заняли плацдарм на реке Висла – Сандомирский плацдарм. 10-12 января началась сама операция. Первой вступила в бой 1-ая армия Войска Польского. Два дня бились – безрезультатно. Немец не отступил ни на шаг. Тогда в дело вступили мы – 61-я армия генерала Белова и 8-я гвардейская армия генерала Чуйкова. Немцы дрогнули и отступили. 17 января мы освободили Варшаву и пошли, наступая, дальше. Вышли на реку Одер, встали в оборону…

    Вызывает меня комбат капитан Пиевский (получил звание капитана в конце 1944 года), говорит: «Получай, Марков, новую радиостанцию, документы, иди к начальнику боепитания за ней. Вернёшься ко мне, объясню обстановку». Получил радиостанцию, подхожу к Пиевскому. Он: «Бери Башука (мой радист, украинец), иди в распоряжение комвзвода артразведки гвардии старшего лейтенанта Шошинова, я его хорошо знаю».

    Со взводом артразведки мы одними из первых форсировали Одер. Это было во второй половине марта 1945 года. Поднимает нас Шошинов по тревоге однажды утром, и говорит: «Переправляемся через Одер. В ночь одна из пехотных рот захватила плацдарм: 200 метров в глубину и 400 – по фронту».

    И мы переправились – девять разведчиков и два связиста. Сели на плот, а автомобиль-амфибия тянул нас. Почти коснулись другого берега, когда немец «повесил» над рекой бризантные снаряды (пристрелочные, начинённые дымовым газом). Шошинов был опытным артиллеристом, командует водителю: «Быстрей к берегу!» Только высадились, он нас в траншеи загнал, сам к водителю: «Выпрыгивай, сейчас начнётся артобстрел»! А тот: «У меня приказ, возвращаться надо». Махнул рукой Шошинов и – в траншею. Тут и начался артобстрел. Минут 15-20 сыпались на крошечный плацдарм вражеские снаряды. Потом всё стихло. Выглянули из траншей – от нашего плота одни брёвна плавают, машины и не видно. Так погиб один из героев той войны.

    Мы закрепились на плацдарме, развернули приборы и засекли немецкие цели. Шошинов передал координаты нам, а мы по радиосвязи – в штаб артиллерии корпуса. И немецкие огневые точки были подавлены, так как за нами стояла артбригада, да и был это не 1941-й, и даже не 1943-й год!

    – Видел фильм «Батальоны просят огня»? – спрашивал отец меня. – Так вот и мы трое суток отражали атаки фашистов. Чуть зашевелятся они, Шошинов передаёт нам координаты, мы – в штаб, а там работает наша артиллерия по врагу. За эти бои мы все получили ордена Красной Звезды, а Шошинов был награждён орденом Боевого Красного Знамени...

    Потом вновь стояли в обороне. Командующим 1-м Белорусским фронтом стал Жуков (вмешалась политика), Рокоссовский стал командовать 2-м Белорусским. В апреле мы вновь пошли в наступление – на Берлин!

    15-17 апреля взяли штурмом Зееловские высоты, находившиеся в 45-50 км от столицы фашистов. Мы завладели вещательными радиостанциями немцев, которые находились на этих высотах. Затем армию повернули на север, так как на выручку осаждённому Берлину шла немецкая группировка под командованием генерала-фельдмаршала Браухича и генерала Венка. С 20 апреля по 3-5 мая шли ожесточённые бои, но мы их разбили, и они начали сдаваться. К 6 мая сдались все, кто уцелел. Мы вышли к Эльбе, где встретились с союзниками – англо-американскими войсками. Вот так для нас закончилась война. 9 мая объявили о победе.

    В конце мая вышел указ, по которому воины 1895-1905 годов рождения отправляются в запас. Да, некоторым бойцам было за 50 лет. Мы же, кто моложе, оставались служить в армии. В конце июня вышел указ, разрешающий отправлять домой посылки из покорённой Германии. Остальные страны – Болгария, Венгрия, Польша и другие считались освобождёнными, и что-либо высылать оттуда было запрещено.

    Мы с Иннокентием высылали посылки матери. Рядовые и сержанты могли посылать до пяти килограммов в месяц, офицеры – до 10-ти, а маршалы – сколько хотели.

    

После войны

    …Дядя Кеша был уволен в запас в 1946 году в звании гвардии сержанта. Он – кавалер ордена Красной Звезды и многих медалей. В 1947-м женился на Анне Михайловне Костенко из Николаевки. Вместе вырастили троих дочерей – Раису, Марину и Галину. Он умер в 2006 году, когда ему было 87 лет.

    Мой отец пришёл с войны последним из братьев, в 1947 году. В следующем женился на Евдокии Понфиловне Васеевой, 1924 года рождения. Родились дети: Екатерина, Зинаида, ваш покорный слуга и Татьяна. Работал отец в колхозе имени Гастелло. В 1949 стал бригадиром полеводческой бригады, а через четыре года – заведующим МТФ (молочнотоварная ферма). 10 лет он возглавлял ферму.

    В 1961 году, по решению первого секретаря ЦК КПСС Хрущёва колхозы были упразднены, и наш был включен в состав совхоза Акатуевский с центром в селе Шаранча. Село Клин стало отделением № 3, Онон-Борзя – № 4, Кутугай – № 5 этого совхоза, хотя они и были самодостаточными колхозами. Тогда ликвидировались целые районы. Например, Алек-Заводского не стало, зато Борзинский увеличился. Возможно, развал большого Союза пошёл именно с того времени. Некоторым людям очень не нравилось такое решение, они уволились из колхоза и разъехались. Например, был у нас главный бухгалтер Семён Евграфович Макаров. Когда приехали совхозники забирать документы колхоза, он потребовал составить акт приёмки-передачи. А ему ответили, что акт никому не нужен, просто всё сбросали в машину и увезли в Шаранчу. Семён Евграфович плюнул в след новому начальству и уехал в Борзю на постоянное место жительства.

    В 1963 году отца избрали освобождённым председателем рабочкома совхоза Акатуевский, он год проработал в этой должности. По решению бюро совхоза, директором которого тогда был Николай Александрович Белошицкий, отца направили в Кутугай. С 1943 года он состоял в партии, потому не мог не подчиниться.

    После смещения Хрущёва в 1964 году всё стало возвращаться на круги своя. Совхозы стали разукрупнять. В 1966 году образовался совхоз Маньковский – на базе сёл Маньково и Кутугай, директором был назначен Михаил Дмитриевич Бессонов – участник войны и однополчанин моего отца. На фронте он был офицером, воевал в 77-й гвардейской дивизии, которая входила в состав 9-го гвардейского стрелкового корпуса 61-й армии.

    – В 1968 году нас направили в Сретенск – меня и управляющего отделением № 1 Михаила Асламовича Миниханова, на три месяца на курсы повышения квалификации, – рассказывал мне отец. – Там я встретил своего однополчанина Павла Зиновьевича Комина, с которым начинали службу ещё в Чите. В войну он был у меня в подчинении. После тяжёлого ранения в 1944 году он выбыл из части, и с тех пор мы с ним не встречались. В мирное время он работал директором школы в селе Молодовске Сретенского района.

    После курсов, вернувшись домой, отец обратился к Бессонову с просьбой отпустить его домой, в родные края. Тот внял просьбе фронтовика, и семья переехала в Клин, отец стал управляющим отделения № 3.

    – В 1973 году Белошицкий ушёл на заслуженный отдых, директором совхоза стал М. Алсаев, – объяснял мне отец свою отставку. – Знакомиться с хозяйством он начал не с того. То ему не так, это не эдак. Я вспылил, начались придирки. Написал заявление по собственному желанию.

    Отец поработал чабаном три года, потом стал заведовать МТФ, и так до пенсии в 1983 году. Прожил он до 2000 года. В его военном билете перечислены боевые награды: медали «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и орден Красной Звезды.

    Своего отца, его братьев я буду помнить до конца своих дней, и преклоняться перед их жизненным и боевым подвигом. Будут свято помнить их и мои дети….

    И кто знает, смогли бы мы выдержать тяжёлые испытания, выучить своих детей, состояться в профессиональном отношении, если бы с детства не впитали на подсознательном уровне набор высоких нравственных ценностей – тот самый стержень, который помог выстоять в боях нашим ветеранам.

    В. МАРКОВ, г. Борзя