Разбитое зеркало

    Некогда газеты доставлялись в каждую семью. Подписку вели в отделениях связи, почтальоны, общественные распространители. Тиражи зашкаливали. За каждую публикацию выплачивалось вознаграждение. На письма, адресованные в редакции, приходили ответы. Авторы разделялись на «селькоров», «рабкоров», «внештатных корреспондентов». Они создавали значительную часть информации, появлявшуюся на страницах любимых изданий. Это – событийная хроника, рассказы о передовиках производства, лучших, заслуженных людях. Редакции дорожили своими помощниками. Часто проводили собрания, на которых профессионалы делились опытом, знаниями. Здесь же награждались почётными грамотами, вручались памятные подарки.

    Искусство владеть пером дано не каждому. Но именно такие люди владели полезнейшей информацией. Поэтому с ними встречались литературные сотрудники. Беседовали. Статьи появлялась за подписью тех, кто самостоятельно не мог что-либо изложить. Такие материалы назывались «авторскими».

    В молодости я работал в геологоразведке. Однажды вызвали меня к начальнику экспедиции. Мне передали папку с отписками из различных учреждений на жалобы о работе столовой, в которой кормились конторские труженики. Попросили помочь: «Надежда только на газету. Напиши». Написал. Столовую закрыли.

    Когда она открылась, удивлению не было предела. Оконные рамы, двери и пол покрашены. Проведена побелка. На окнах – новенькие занавески. На персонале – ничего ветхого, застиранного. Мухи исчезли. В дверях – противомоскитные сетки. Сменилась заведующая. В меню такой выбор блюд – глаза разбегаются.

    Таков был авторитет прессы. Иногда удар приходится по самой редакции. В Шилкинский райком партии поступило коллективное письмо, подписанное двадцатью медиками. Врачи из Первомайского гневно требовали привлечь к ответственности газету, напечатавшую статью о проходимце. Их же – заслуженных, достойных ни разу не отметили в печати. Редактора поставили «на ковёр». В кабинете – партийное руководство, прокурор. Первый секретарь начал с вопроса: «У вас один шагает в ногу, а остальные – нет? Такого не бывает!» В редакции после экстренного собрания поняли – предстоит сушить сухари.

    С сотрудницей газеты я встретился на совещании в пос. Первомайский. Руководство медучреждения было представлено в полном составе. Председатель завкома прочёл с листка: «Блестяще окончил институт. Стажировался в клинике, где среди его наставников значились доктора наук». Речь касалась «проходимца». Все остальные четыре часа разговор шёл о «заслуженных и достойных». Оказалось, они не бедствовали. Работали на две или три ставки. Трудись ради благ в поте лица! Однако врачи не перерабатывались. В поликлинике всегда толпились больные. Медики же, уединившись в одном из кабинетов, в рабочее время попивали чай, точили лясы.

    Мне пришлось слушать о жутких безобразиях, в которые трудно поверить. Озвучивались конкретные факты. Назывались фамилии, адреса. Это был полнейший разгром! Слово «хамьё» в потоке обвинений звучало как нечто нежное, ласкательное.

    В двенадцать часов дня разбор «полётов» прекратили. Участникам предложили подняться этажом выше, в кабинет парткома. Мне, беспартийному, быть посвящённым в таинства коммунистов возбранялось.

    Возвращаясь, задумался – что же произошло? Всё началось с заметки, в которой я рассказал о замечательном деянии молодого, только что окончившего институт врача. Для спасения подростка медик вскрыл часть черепной коробки и блестяще провел хирургическую операцию на открытом мозге. Статья называлась «Операцию делает Горяев». Сегодня Николай Ильич руководит краевой клинической больницей №3. Ему присвоено звание «Заслуженный врач Российской Федерации».

    С помощью воображения отказываюсь от того, что мне рисует память. Зеркало показывает другую сцену. Вижу солнечный день, зелёную лужайку, деревенскую избу. На завалинке сидит старушка. В платочке и очках. В руках – разворот газеты. По обе стороны – соседки. Слушают, о чём она читает. Название газеты видно издали. Оно выделяется крупными буквами. Это «Земля». Видеть родное и близкое целительно. Я снова спокоен.

    Георгий ЯШИН